-- Расскажи, как ты жил?.. Нет, не надо, не рассказывай!.. Прошлое умерло... Не будем знать его!.. Не было его!..
Девушки слушали разговор Буси и Володи, и хотя многого не понимали в их намеках на прошлое, но чувствовали, что для Буси началась новая жизнь, что свершилось чудо, которого она ждала, что тяжелый камень с сердца свалился... Новая, словно возрожденная, стояла перед ними Буся. В глазах появился новый блеск.
-- Ты счастлива, Буся? -- спросила Маша.
Буся взглянула на нее странным, словно смотрящим куда-то вдаль, взглядом.
-- Счастлива... Нет, это не то счастье, которое я знала и представляла себе до сих пор... Это больше счастья, это -- чудо!..
И поздно вечером, после ухода Володи, она рассказала подругам тайну своей жизни.
В тюрьме ей было хорошо. Ее занесла туда великая буря, которой она, доверчивый мотылек, отдалась беззаветно, бездумно... За стеной бились родные сердца. Володя писал: "люблю". Мучительно было только сознание, что ее старики-родители, как громом пораженные случившимся, несчастны ее счастьем, мечутся в отчаянии, обивают порога начальства и тщетно взывают к своему старому Богу... Но она забывала об этом. Она смеялась в своей камере, смеялась и пела. А на допросах усатого жандармского офицера со шрамом на лбу она тоже смеялась, смеялась и молчала...
И внезапно случилось страшное. Если бы стены ее камеры раздвинулись и каменный свод всей тяжестью придавил ее, это было бы счастьем по сравнению с той глыбой ужаса, которая так внезапно обрушилась на нее... Когда об этом сообщил ей усатый офицер, она презрительно улыбнулась, а потом, представив себе "признание" ее следователя во всей его вздорности, громко расхохоталась. Но когда о том же написали ей товарищи и привели доказательства, до ужаса неопровержимые, она как-то сразу осела, притихла, словно придавленная. И больше не слышно было смеха в ее камере. И песен больше не было слышно. Так молчала она дни, недели, месяцы... И когда вышла из тюрьмы, продолжала молчать. И когда за границу уехала, продолжала молчать...
-- Ну, а Володя? -- спросила Надя.
-- Когда я вышла из тюрьмы, я послала ему пузырек с ядом... И до сих пор я не знала, что с ним, жив ли он... И только сегодня, там, в горах, почувствовала я, что он жив, что он вернется... И поняла я, что сегодня свершится чудо.... И это чудо во мне свершится, мною... Чудо прощения... Чудо забвения... Чудо исцеления...
-- Как же будете жить?
-- Не будем знать!
VIII
Буся выбыла из зеленого домика. Остались трое. И еще тоскливее и однообразнее потянулись дни. По вечерам в гостиной уже не было прежних тихих бесед. Без Буси некому было рассказывать о жизни, о "движении", о любви. Без Буси не было дыхания затаенной страсти, биения жаждущего сердца.
Еще злее стала Ванда. Ругала Бусю:
-- Проклятие!.. Дождалась своего "чуда"!.. А мы-то, мы при чем? Наше-то чудо где?.. Бросила нас! Теперь мы ей не нужны... Проклятие!..
С "колонией" прервали всякие сношения, даже жертвовать перестали. Прекратили и поездки. Жили затворницами в зеленом домике, не жили, а гнили...
Надя говорила:
-- Есть люди, которые умеют устроить свою жизнь... Не удалось в одном месте, идут в другое, начинают сызнова... Почему мы не можем?
-- А зачем? -- спрашивала Маша.
А Ванда возражала:
-- Уметь жить еще не так важно... Умирать надо уметь, вот что! Проклятие! При нашей-то жизни, и мы цепляемся за нее... Смерти боимся. Проклятие!
-- А зачем? -- опять тихо спрашивала Маша.
-- Что, зачем?
-- Умирать зачем? Разве смерть не хуже нашей жизни?
И ничего не возражала Ванда.
IX
Совершенно неожиданно вернулась в зеленый домик Буся.
Подруги не спрашивали ее, что произошло, и сама она не рассказывала. Была она такая тихая и такая ясная, что нельзя было понять, великое счастье или великое горе постигло ее. Непохожей на прежнюю Бусю она была. В глазах появилась какая-то дымка, словно они смотрели не вперед, а в глубь собственной души и видели и знали какую-то новую правду, какое-то новое счастье.
Девушки обрадовались Бусе.
Надя и Маша, обнимая и целуя ее, говорили:
-- Милая, дорогая Буся! С тобой нам легче будет жить.
Ванда, угрюмая, но тоже довольная, ворчала:
-- Ну, вот и "чудо"!.. Хватило его на два месяца... Проклятие!
Буся ничего не отвечала. Только смотрела на подругу своим странным взглядом и ласково гладила по волосам Машу. А ночью, когда подруги готовились ко сну, она сказала: