– Ахах! Точнее ты и сказать не могла! – и мы вновь рассмеялись, поочерёдно поглядывая друг на друга, от чего приступ хохота то и дело возобновлялся с новой силой.
– Веселитесь? – холодный голос от двери заставил нас резко обернуться, а меня еще и стереть улыбку и сузить глаза. Юджин, своей величественной персоной, казалось, занимал почти весь дверной проем, за его спиной собралась вся тьма зимних сумерек, а взгляд горел легким презрением, смешанным с пренебрежением и суровостью. И как он умудряется так смотреть? Была бы кошкой – уже давно бы поджала хвост и скрылась где-то в тёмном углу! Вместо этого, я подняла бровь в немом вопросе: мол что вас, сударь, не устраивает? Альберт, наоборот, встал со своего места и двинулся навстречу Джинни:
– Привет, братец, мы как раз с Риной тебя обсуждаем.
– Обсуждаете? – словно переспросил он, а потом негодующе прошипел: -- Меня?!
Ой, что тут началось! Ореховые глаза среднего Майера потемнели и зло сверкали то на меня, то на Ала, рот превратился в одну линию, а спина стала ровной и прямой, словно железный прут проглотил. Обращение к Альберту было пропитано самым сильным ядом, но то словно ничего этого не заметил:
– Да. А что? – желание спрятаться вновь проснулось, а перед глазами пошли черные пятна. «Ал, что ты говоришь, глупец!» сигнализировала другу взглядом, но похоже, мысли мои перехватил его брат:
– Ты думаешь, что ты говоришь? – прошипел Джинни, – Ты помнишь, что это запрещено законом?
– Разве говорить о том, что вы против моей воли поселились у меня дома, запрещено? – вырвалось прежде, чем я успела подумать. Голос мой был спокоен, но сиплый, словно я последние минут десять не дышала. Юджин повернулся ко мне, голос, до этого просто злой, стал ледяным и яростным:
– Дарина Катарина, я вас попрошу не вмешиваться в наши внутрисемейные разборки.
– Когда ваши внутрисемейный разборки будут проходить у вас дома – я вам слова поперек не скажу. А в моем доме я прошу вас, дарин Юджин, сдерживаться и не вредить и не угрожать моим гостям.
– Я надеюсь, вы, дарина Катарина, не приглашаете всех гостей остаться на ужин? – сухой голос без эмоций, словно и не его, насторожил меня больше, чем предшествующая злость: – Вашему... отцу это не понравилось бы.
Сердце упало в пятки. «Вот значит как?» спросила я взглядом, на что получила только намек на оскал и ни одного слова.
– Да, пожалуй, время позднее, я пойду... – промямлил Ал под тяжелым взглядом брата. – Светлого, Рина и до встречи на балу.
– Светлого, Ал. Да, пожалуй увидимся уже там. – ответила я. Парень ушел, кивнув брату, а я откинулась на спинку кресла и принялась смотреть на огонь. Мысли в голове были безрадостные. Если я до последнего надеялась, что Юджин не опустится до мелочных приказаний, а проявит себя вполне воспитанным дарином, то я глубоко ошибалась. И это его «отцу не понравится» является только подтверждением. – Какая же все таки свол..
– Кто? – от неожиданности я подскочила и с ужасом заметила, что Джинни не покинул пределы гостиной, а продолжал стоять в нескольких футах от кресла и буравил взглядом. Далеко не добродушным. – О ком вы, дарина? Или, мне, как члену семьи Майер, тоже можно вас называть только по имени? – сердце ухнуло, от страха, неожиданности и от осознания собственной глупости.
– Что вы, дарин Юджин...
– Понятно. Разрешения у вас выборочные, а законы Каританы вообще из головы выветрились. Но ничего, это поправимо. – скривился он, – А по поводу первого? О ком вы так нелестно отозвались?
– Ни о ком. – слишком поспешно ответила я. – И вообще, дарин Юджин, не кривитесь: мимические морщины не исчезают, и на вас ни одна дарина больше не посмотрит... Хотя, таким образом вам не придется и дальше опровергать как бы слухи, которые о вас будто бы разнесла одна дарина.
– Рри-и... Дарина Катарина, – глаза вновь сверкают злостью, – а вы, я вижу, уже потеряли надежду стать одной из тех дарин, что от отчаяния выбросили присланные мной цветы? Или решили переключить ваше внимание на более слабый объект?
– Какое однако самомнение! – цокнула я языком. – И на кого же вы это намекаете под «слабым объектом»? На брата своего? – теперь я едва не шипела, но до последнего сдерживалась.
– Нет, что вы, это Вы на моего брата намекаете, забыв даже, что у вас есть жених!
– Я об этом не забываю! Но вот вы, кажется, уже представили себя на его месте! – Боги! Что я несу?! Нужно срочно взять себя в руки. Секунда ушла на то, чтобы вдохнуть, вторая – чтобы улыбнуться: -- Простите, погорячилась, я совсем не это хотела сказать. Но впредь, прошу вас, заботьтесь лучше о своих матримониальных планах, а в мои лучше не лезьте. Думаю, дарина Эстер не слишком обрадуется, что вы вели подобные беседы со мной.