М-с Хауксби начала их читать. Я уже упомянул, что бумаги были важные. Для читателя достаточно знать это. Они относились к одной переписке, заключали неотложное приказание туземному главе, два важных распоряжения и с десяток других вещей. У м-с Хауксби дыхание перехватило, когда она читала, потому что первый взгляд на всю правительственную индийскую махинацию без прикрывающих её прикрас, лакировки и всяких ухищрений производит впечатление даже на самого глупого человека. А м-с Хауксби была женщина умная. Сначала она немного испугалась, как будто схватила спичку за горящий конец и не знала, что с ней делать. На полях бумаги стояли разные буквы и отметки, и некоторые примечания были даже суровее самой бумаги. Буквы относились к людям уже давно умершим или оставившим свою деятельность; но в то время они были всесильны. М-с Хауксби читала и, читая, спокойно думала. Она поняла всю важность своей находки и рассуждала, как лучше использовать её. Тут пришёл Таррион, и они вместе снова пересмотрели все бумаги. Таррион, не знавший, как они попали к м-с Хауксби, все больше убеждался, что м-с Хауксби — величайшая женщина на свете. И я думаю, что это правда, или почти правда.
— Честный путь всегда лучший, — сказал Таррион после полуторачасового обсуждения и разговоров. — Мне кажется, что справочный отдел был бы для меня самым подходящим. Или это, или министерство иностранных дел. Поведу осаду против великих богов в их капищах.
Он не стал обращаться к кому-либо мелкому из сильных или к слабому главе сильного ведомства, нет: он отправился прямо к сильнейшему и крупнейшему представителю правительства и объявил ему, что желает получить в Симле место с хорошим жалованьем.
Такая беззастенчивая дерзость показалась сановнику очень забавной, а так как ему нечего было делать в эту минуту, то он выслушал предложения смелого Тарриона.
— Предполагаю, что вы имеете какой-нибудь аттестат, кроме вашего собственного уверения в способности занять место, какого домогаетесь? — спросил сановник.
— Об этом уж вы потрудитесь судить сами, — сказал Таррион.
И он начал, пользуясь своей хорошей памятью, приводить наиболее важные заметки из бумаг — медленно, одну за другой, как человек, капающий в стакан успокоительные капли. Когда он дошёл до неотложного приказания — а приказание строгое — сановник смутился. Таррион заключил:
— И позволю себе заметить, что человеку обладание специальными знаниями подобного рода может служить для получения места хотя бы в министерстве иностранных дел не меньшей рекомендацией, чем родство, например, с женой одного из видных офицеров.
Это было уже не в бровь, а прямо в глаз, потому что сановник очень хорошо знал, на каком основании было дано одно из последних мест в департаменте иностранных дел.
— Постараюсь что-нибудь сделать для вас, — сказал «сильный человек».
— Премного благодарен, — ответил Таррион.
После этого он откланялся, а сановник стал раздумывать, как бы уравновесить назначение родственника жены офицера.
Наступил промежуток в одиннадцать дней, в течение которых метались громы и молнии и летели телеграммы во все концы. Место досталось Тарриону не особенно важное, с содержанием в 500 или 700 рупий в месяц, но вице-король считал, что следует поддерживать принцип дипломатической тайны, и поэтому можно было вполне надеяться, что человек, владеющий такими точными сведениями, скоро получит повышение. И Таррион был переведён, хотя и были кое-какие подозрения на его счёт, несмотря на его уверения, что он обязан своими сведениями исключительно личным, особенным талантам.
Теперь многое в этой истории, включая дальнейшую судьбу затерявшегося пакета, читатель может дополнить сам, потому что есть причина, почему все не может быть написано. Если вы незнакомы с делами в «высших сферах», то не сумеете заполнить пробелы и скажете, что это невозможно.
При представлении Тарриона вице-королю последний сказал:
— Так это тот самый молодой человек, который штурмом взял позицию в индийском правительстве? Помните, сэр, что это дважды не делается.
По-видимому, он знал кое-что.
Таррион, увидев своё назначение в газетах, сказал:
— Будь м-с Хауксби на два года моложе и будь я её мужем, я был бы через пятнадцать лет вице-королём Индии.
М-с же Хауксби сказала, когда Таррион благодарил её, чуть не со слезами на глазах:
— Ведь я вам говорила, что помогу. — А про себя подумала: «Какие же дураки эти мужчины».
ИСТРЕБИТЕЛЬ МИКРОБОВ
Общее правило гласит, что не следует вмешиваться в государственные дела в стране, где люди получают высокое жалованье за то, что занимаются ими вместо вас.
Этот рассказ служит исключением, которому можно найти объяснение.
Как известно, каждые пять лет мы ожидаем нового вице-короля, а каждый вице-король в числе всякого прочего багажа привозит и личного секретаря.
Жил-был вице-король, который привёз с собой очень беспокойного секретаря, жёсткого человека с очень мягкими манерами и смертельной охотой к работе. Этого секретаря звали Уондер, Джон Уондер. У вице-короля не было имени, а только целый ряд званий, графств и две трети азбуки за ними. Он конфиденциально говорил, что считает себя позолоченной головой золотой администрации, и наблюдал исподтишка, несколько забавляясь, как Уондер пытался забрать в свои руки дела, которые совсем не касались его провинции.
— Если мы все будем херувимами, — сказал однажды его светлость, — и мой приятель Уондер станет во главе заговора, чтобы выщипать перья из крыльев архангела Гавриила и украсть ключи святого Петра, тогда я донесу на него.
Хотя вице-король не делал ничего, чтобы умерить пыл своего секретаря, однако другие говорили про него неприятные вещи. Может быть, начали говорить члены совета, но, как-никак, скоро мнение всей Симлы сходилось на том, что во всем управлении всюду слишком много Уондера и слишком мало вице-короля. У Уондера только и было на языке, что «его сиятельство». Его сиятельство — то, его сиятельство — это, «по мнению его сиятельства» и т. д. Вице-король улыбался, но не говорил ничего.
В этот год приехал в Симлу один из тех скучных людей, у которых в голове одна только мысль. Эти люди двигают вещи на свете вперёд, но говорить с ними не всегда приятно. Звали этого человека Меллиш. Он жил пятнадцать лет на своей земле в Нижней Бенгалии и изучал холеру. Он считал, что холера распространяет зародыши, которые разносятся в сыром воздухе и прилипают к ветвям, как древесная вата.
— Зародыш можно обесплодить, — говорил он, — особенно окуриванием, изобретённым мною, Меллишем, темно-фиолетовым порошком. Результат пятнадцатилетней работы, сэр!
Изобретатели все похожи друг на друга. Они говорят громко, особенно о «заговорах монополистов», ударяют при этом по столу кулаком и всегда имеют при себе образцы своих изобретений.
Меллиш уверял, что в Симле существует медицинский «кружок», во главе которого стоит медицинский инспектор, состоящий, очевидно, в заговоре со всеми докторами всех госпиталей всей Европы. Уж не помню, как он доказывал это, но говорил что-то о том, как бы «пробраться в холмы», а добивался Меллиш свидетельства от самого вице-короля, «представителя нашей милостивейшей государыни, сэр!» И вот Меллиш отправился в Симлу с сорока восьмью фунтами «выкуривательного» порошка в чемодане, чтобы добиться аудиенции у вице-короля и показать ему все преимущества своего изобретения.