…Ёшка была у торцевой калитки сада трактира, ведущей к Эльбе, когда я разворошил солому. Какой-то холодок прошел по всему телу. Огромная псина, спящая у боковой калитки трактира, вдруг подняла голову, не понимая, что потревожило ее сон, грозно зарычав, оглядываясь, закатилась лаем. Не обнаружив ничего подозрительного, успокоилась, опустила голову на передние лапы. И такса также вдруг засуетилась, закружилась беспокойно вокруг девушки-старушки. Я держал в руках нечто в виде крохотной человеческой фигурки темно-коричневого цвета: голова, туловище, ноги, руки, ноги.
… – Соколик! – похолодел всем телом. Корень в виде крохотной человеческой фигурки был поразительно похож на Сокола. Челюсть вытянутая, массивная, только ступней не было.
Я огляделся, сад трактира оказался пуст. Не было и светловолосой молодой женщины с девочкой-подростком, которую я видел давеча, не без удовольствия принял за нашу с женой знакомую экскурсовода. Увидел лишь официанта, дремлющего на низенькой скамейке у ворот в залу трактира, вытянув вперед ноги и параллельно им, если продолжить линию, свою козлиную бородку. Я мысленно продолжил эту линию, с удовольствием отметив, что прав.
"Девушка-старушка", "Женщина", "Яга", просто "Ведьма" открыла калитку, скорее всего, намеревалась спуститься к Эльбе. Музыка в трактире, словно, успокоившись, звучала тише, хотя и пел тенорок все то же, что и вчера вечером. "Па-пара – пара-ра ра ра-пара…" Закрывая калитку, женщина обернулась, осматривая сад трактира. Взгляд ее, прошивая пространство, петляя между стволами деревьев, ветвей и листьев, завис, остановившись на мне. Она вся была передо мной, демонстрируя напоследок всю себя: от босых ступней… Странно, но и издали вдруг четче стали видны морщины на лице женщины. Как зарубы каждому прожитому году. Такса у ее ног также смотрела на меня, злилась в оскале.
Попал я сегодня с увертюрой своей. Отзвучала она… Скоро начнется основная тема. Не может это просто так кончиться. Валить надо, чего ждешь, уходим, товарищ Надир…
Я стал смотреть на нее через стекло пивного бокала, как через увеличительное стекло. Она слилась в сплошное мутное пятно.
…В свой первый приезд в Подебрады Ридан обратил внимание на трех женщин, издали шедших по тенистой аллее при церкви. Шутя и балагуря, Ридан спросил у своей жены: «На какую из них я бы по-твоему запал?» Стал яростно выбирать. Женщины прошли мимо, оказались старушками. Тут же, забавляясь, он принялся придумывать стихи. Назвал по Бунину: "Темные аллеи".
Три грации на тенистой аллее.
Вот это вот женщины,
Вот это вот поступь.
Мне правую что ли,
Может левую? Нет, в середине.
Нет, и правую, и левую, и в середине!
Грации шли, постепенно старели,
Но поступь все та же.
Правую… левую… в середине?..
Они шли, с каждым шагом старели.
Мимо меня прошли три старушки.
В стильной одежде, легко свою старость несли.
Я им вслед посмотрел, потом отвернулся,
Оставив для тех впереди, для которых они еще молоды…
… Это она была в середине. Та самая – "Нет! В середине!"
"Вот как аукнулись "стишки!" "Ты звал меня, поэт?..", выбирал, я пришла! Ты хотел молодую. Я сделала все, что смогла!"
Ужас, охвативший меня, сковал все нутро. Со мной такое бывает, впервые случилось на похоронах скоропостижно скончавшегося сокурсника по техникуму. Гроб опускали в могилу, все нутро мое сжалось в комок, я не мог стоять на ногах, не мог найти себе места, скорчившись, присев на корточки, просил пощады. И сейчас все нутро было сковано. Но я уже научился пережидать. Ужас отпустит.
"Чего тебе приспичило стишки писать? Не дано, ведь!"
"Как по Мериме в "Венере Ильской" получилось", – подумал я. В рассказе Мериме нерадивый шутник (футболист к тому же) перед свадьбой обручальное кольцо, которое должен был надеть на палец своей невесте, надел на палец найденной в раскопках античной бронзовой женской статуи, побежал играть футбол, спасать честь своего двора. Очень уж его просили друзья подсобить им в игре. После футбола снять кольцо с пальца статуи не сумел, статуя сжала ладонь в кулак.