Боря уселся между девицами и вопросительно уставился на отца.
— Знаешь, сынок, — после паузы произнес Степаныч, — у человека в голове должны быть только хорошие мысли. В газете вчера прочел… Наши поступки — это отпечатки наших мыслей. Мы несем ответственность перед людьми за то, что думаем.
— Да! — согласилась рыжая. — Когда человек стремится к лучшему, он возвышается. Я тоже это читала.
Боря отпил из стакана, посмотрел на брюнетку. Она улыбнулась.
— Мы должны избегать плохих мыслей! — добавил Степаныч.
— Что-то тебя перекосило за это время, — сказал сын. — Раньше ты в газете тираж "Спортлото" читал, а теперь — мысли! Мысли! — Боря икнул.
— Боря, мне было очень плохо. Я болел сильно.
— Пить надо меньше… Да и мне пора завязывать, совсем здоровья не осталось… А если не пить, то ску-у-учно!
— Мне жить не хотелось… А теперь я не пью совсем, видишь… — Он показал на свой нетронутый стакан. — Как мама?
— Нормально, — ответил Боря.
— А я тут с одной познакомился… В магазине работает… Вылитая мама в юности… Когда мы еще в школе учились…
Боря вздохнул, посмотрел на часы. Было два часа ночи. Очень хотелось спать.
— Борь, у меня просьба к тебе, — сказал Степаныч.
— Наконец-то!
— Мне фотография нужна: я, а рядом кинокамера.
— Красиво! — одобрила рыжая.
— Сделаешь?
— Чтоб продавщица на стенку повесила? — спросила брюнетка.
Боря встал:
— Сделаю, сделаю… Приезжай в понедельник на студию. Найдешь шестой павильон…
Он, пошатываясь, направился в туалет, напевая: "Сидит сантехник на крыше, считает выручку дня… Он свежим воздухом дышит. Как он похож на меня!"
Это была его любимая песня.
Отцом Степаныч сделался случайно. Мать Бори любила другого. И все знали это. А Борю родила от Степаныча, потому что ей все равно было от кого родить, лишь бы отомстить тому, другому, неверному.
Очень сложные были между ними отношения.
Но в конце концов, пока Степаныч служил в армии, мать Бори все-таки вышла за своего любимого замуж, и с тех пор Степаныч редко видел сына.
В армии во время учебной атаки кто-то бросил Степанычу в голову учебную гранату Он потерял сознание. А когда очнулся, то ощупал в черепе вмятину и узнал, что от службы освобожден и, если даже начнется война, воевать пойдут все, кроме него, потому что он состоит на учете в психоневрологическом диспансере.
Теперь Степаныч всегда носил с собой справку из этого диспансера. Она помогала в сложных жизненных ситуациях, потому что известно: от психа можно ждать чего угодно.
Но выручала эта справка не всегда. Два раза Степаныча отправляли из зала народного суда, где слушалось дело по обвинению его в мошенничестве, на судебно-психиатрическую экспертизу. И два раза врачи признавали Степаныча вменяемым. Судьи объявляли приговор, после которого Степаныча по этапу везли в исправительно-трудовую колонию, куда-нибудь в Коми АССР. В память о том времени ему остались многочисленные татуировки на руках и груди.
Мать свято верила всему, что ей обещало правительство. Стоило кому-то из его членов появиться на экране, она бросала все, усаживалась на долгие часы перед телевизором, и Лена, если была дома, не знала куда деваться, чтобы не слышать этого бесконечного потока слов. Слова лились, а смысла в них не было никакого. Жить становилось все хуже и труднее. Мать, думающая, что государство скоро накормит ее качественными продуктами и оденет в красивые вещи, вдруг с ужасом обнаружила, что ее зарплаты хватает только на то, чтоб раза два сходить на рынок… А горячие люди из южных республик зачем-то зверским образом убивали друг друга, и по утрам за завтраком мать с Леной слушали бесстрастный голос диктора, рассказывающий о новых жертвах…
Со школьных лет Лена испытывала отвращение ко всему, что произносилось с трибуны. На собраниях, где пионеров и комсомольцев призывали хорошо учиться и быть активными общественными деятелями, Лена развлекала себя тем, что подкладывала кнопки под зад сидящим впереди, стреляла комочками жеваной бумаги, надевала на ноги свои перчатки — лишь бы сбросить одурь от постоянного повторения одного и того же.
Когда она стала студенткой, времена изменились, на трибуну полезли люди, которые хотели или притворялись, что хотят сделать жизнь лучше и веселее. Но Лена уже не могла воспринимать их слова, даже если и произносилось что-то достойное внимания.
В институте без конца проводили дискуссии и собрания — то в защиту комсомола, то против него. Студенты активно писали коллективные письма в высокие инстанции, развешивали листовки, издавали свои газеты, переизбирали чуть ли не каждый месяц секретаря комитета комсомола. Много времени уделялось и преподавателям. Студенты спорили, кто из них имеет право преподавать, а кто некомпетентен в своем предмете, и широко оповещали массы — кто, по чьему доносу отправился сорок лет назад в лагеря…