Поэтому по пути в волостной центр беседа Озола и Сурума снова не клеилась — у одного еще остались сомнения прошлой ночи, а другой после вчерашнего прилива откровенности замкнулся, видя в родственнике и бывшем друге одного из партийцев, о которых сказал — «рука руку моет».
Они приехали слишком рано, народ еще не подошел и собрание не началось. Озол поинтересовался, где живет Целминь, и пошел разыскивать его. Целминь был пожилым человеком, простым и добродушным. Он сразу же пригласил Озола позавтракать — жена Целминя как раз накрывала на стол. Но Озол уже закусил у Сурума и поэтому отказался от еды и от «ста граммов» — на фронте они порою были необходимы, но теперь водку часто предлагали кулаки, и он привык отказываться от нее.
— Правда, что ты собираешься организовать колхоз? — вскоре поинтересовался Озол.
— Я рядовой работник, самостоятельно ничего не решаю, — ответил Целминь, и Озолу стало как-то легче на душе. — Но вот пишут, — продолжал Целминь, — что у социалистического сельского хозяйства большие преимущества, поэтому не плохо бы и нам переходить к этому.
— Это другой вопрос, — сказал Озол успокоенный. — Но здесь, в твоей волости, поговаривают, что ты будто уже в этом году собираешься проводить коллективизацию.
— Мы с тобой свои люди, поэтому можем говорить откровенно, — пояснил Целминь. — Иногда, во время этих кампаний, шучу: не сделаете, мол, вовремя того или другого, придется всем идти в колхоз.
— Разве такими вещами можно шутить? — Озол от неприятного чувства сморщил лоб. — Крестьяне принимают это как угрозу.
— Как же иначе с кулаками справиться. Не знаю, как в твоей волости, но в моей — восемьдесят процентов кулаков, — оправдывался Целминь.
— Это, право, фантастическая цифра, — усмехнулся Озол. — В Латвии до Советской власти было около двадцати процентов кулацких хозяйств, а теперь часть кулаков уехала с немцами, так где же ты набрал их столько.
— Не пойму, как это получилось, — удивлялся Целминь, — но я серьезно говорю. На собрания их тоже не вытащить. За ними приходится чуть ли не милиционера посылать.
— А ты сам к крестьянам ходил? Говорил с кем-нибудь как следует? — поинтересовался Озол.
— Что с такими говорить, они и ухом не ведут. Чего им зря толковать, — уклончиво ответил Целминь. — Однако пора на собрание, — добавил он, взглянув на часы.
Собралось не больше тридцати человек, при появлении парторга они притихли и расселись на последних скамейках в зале Народного дома.
Озол уселся рядом с другими и с интересом наблюдал за председателем исполкома Лерумом. Сделав важное, сердитое лицо, он открыл собрание и принялся бранить присутствующих за то, что собрались в таком маленьком количестве.
— Мы всех, кто не явился, запишем, вот тогда увидите! — пригрозил Лерум. — В наших руках достаточно средств, чтобы сломить сопротивление кулаков. Вы думаете, что еще долго будете отсиживаться в своих домах, что вас никто не тронет, никто оттуда не выгонит? Слово имеет товарищ Целминь, — неожиданно закончил он, так и не сказав, почему крестьяне не могут «отсиживаться» в своих домах и зачем их оттуда выгонять.
Целминь поднялся на трибуну и откашлялся.
— Ну, опять заведет от сотворения мира, — услышал Озол шепот соседа.
Целминь начал с тысяча девятьсот пятого года. Длинно и пространно рассказывал о восстании рабочих и крестьян против царя, о лесных братьях, «загоревшихся высшей идеей» и не знавших поэтому «человеческой жалости», потом перескочил к семнадцатому году и повел еще более длинный рассказ о своем участии в великих событиях — как он в те времена занимал в Цесисе должность милиционера, как во время немецкой оккупации, в восемнадцатом году, скрывался и снова вернулся в девятнадцатом году на прежнюю работу. Покончив со своей биографией, Целминь начал говорить о создании Советского Союза и о борьбе с внешними и внутренними врагами. Здесь он путал факты и события. Озол с трудом сдерживал себя, чтобы с места не поправлять его.
Проговорив полтора часа, Целминь наконец перешел к сегодняшнему вопросу — созданию сельскохозяйственного кооперативного товарищества.
— Землю надо обрабатывать по законам агротехники. Таково распоряжение правительства. Я думаю, что всем, кто здесь собрался, это ясно и все вступят. Если кто не согласен, пусть поднимет руку. — Обведя взглядом собрание и не увидев ни одной поднятой руки, он закончил: — Все согласны. Теперь осталось избрать председателя и весной взяться за работу.