В гостях у августа
Этот массивный деревянный стол меня всегда раздражал. Его размеры явно не подходили для такой крохотной кухни, да и дом был рассчитан на проживание двоих, а не на многочисленные званые обеды. Однако мои предложения по поводу перестановки никого не волновали. Но именно за этим несуразным столом он впервые решил довериться мне.
— У меня больше нет места, куда я мог бы вернуться.
Мы и до этого с ним иногда беседовали. Он не скрывал имя и возраст, у него бы и не вышло, я получил эту информацию задолго до его вселения в мой дом. Он рассказывал, что не любит чай, а кофе жильцу было нельзя. Как ему нравилось гулять у воды и шумных магистралей, в такие моменты он чувствовал, что мир был огромен. Я жадно собирал каждый кусочек информации и бережно пытался сохранить внутри себя. Это было похоже на игру в жмурки, когда один слепо искал другого. И порой водящий слышал хлопки, которые должны были ему помочь или наоборот запутать. Водящим всегда был я, но я не был против. Большую часть времени он предпочитал молчать, поэтому я ценил мгновения редкой искренности. Я часто изнывал в ожидании очередного хлопка. Я хотел увидеть, какого это быть живым, когда прошлое и будущее ручейками проникали в тело и наполняли его историей. Со мной такого больше не происходило. Я завидовал людям.
Я не мог произносить имя жильца вслух, это для его же безопасности. Чужие имена могли завести нас к опасным граням, которые было запрещено переступать, но я и не пытался. Мне было комфортно на своём месте, я не претендовал на то, чтобы быть другим. Мне просто порой хотелось быть ближе к ним, таким ярким и тёплым.
Порой он избегал меня. Когда звонил телефон, он запирался в своей комнате и несколько раз проверял, что дверь действительно закрыта, прежде чем начать разговор.
Меня это не обижало, с нами часто предпочитали не считаться, так что такая небольшая попытка изоляции меня не смущала. Мы, призраки, в своей форме годились лишь на одно. Мы впускали жильцов в пустые сдаваемые дома и следили, чтобы они покидали, ничего не сломав. Вот такая была наша роль. То ли мы были надзирателями, то ли добрыми портье. Платили нам сносно, разрешая оставаться привязанными к нашим рабочим местам-домам. Хоть покидать мы их не могли, но нам никто не запрещал разговаривать с вечно сменяющимися жильцами, узнавать у них, что происходило за дверью. Некоторые из них оставляли мне включённый телевизор, и тогда всю ночь я оставался прикованным к киномарафонам, что крутились после двенадцати. Я не жаловался, при жизни я не смог насладиться этим искусством. Тогда ещё не было так много фильмов, навёрстывал упущенное. Но это не могло заменить мне бесед с жильцами. Это было совсем иное.
Мои жильцы ещё ни разу не возвращались ко мне. Причины для этого наверняка были, но я старался не держать обид и не злиться. Мне оставалось лишь жить нашими общими моментами в этом старом доме, что стоял последним перед большой дорогой.
В отличие от многих этот жилец не умел улыбаться, в моменты особого счастья он обычно приподнимал губу и обнажал короткий левый клык, который немного кривился в сторону резцов. Я бы хотел дотронуться до этого зуба, просто чтобы ощутить, что он не врёт, и его счастье в этот момент являлось настоящим. К концу месяца он почти перестал это делать.
Он был подобен вечеру августа. Когда сил не осталось, и ты смотришь вдаль на убывающее солнце, упрямо веря, что завтрашний день всё же придёт. А лёгкий ветер играет с твоими длинными волосами, не давая исчезнуть в моменте, словно шепча: «Ты всё ещё здесь». И когда последние лучи солнца покидали твою кожу, ты наконец делаешь глубокий вдох и чувствуешь, что ночь теперь правит на земле. Закрывая дверь на улицу, ты завершаешь свой день. Вот такой он был, таким мгновением он мне представлялся.
Когда жилец только заселился, я задал ему свой обычный вопрос.
— Вы предпочитаете меня видеть или хотите, чтобы я принял невидимую форму?
— Я не против твоей компании.
— Вас не пугают призраки? – я не удержался и произнёс это вслух, хотя знал, что такие вопросы не поощрялись.
— Я встречал более ужасные вещи.
И я ему поверил. Моя форма не была отвратительной, я сумел сохранить человеческий вид, хоть и не очень чёткий, через меня можно было рассмотреть другую часть комнаты, зато в моей внешности всё осталось на прежних местах. Я считался одним из приятнейших типов привидений, поэтому мне и позволялось порой докучать своим жильцам. В то же время внутри меня начало пульсировать любопытство, что же скрывалось за его плечами?
Я знал, что здесь он ненадолго. Всего лишь на август. Когда пожелтеют листья плакучей ивы, он отправится дальше. Такой он человек. Он продолжал бежать. Мне его не понять, я привязан к этому месту. И скорее всего ещё ни одну сотню лет буду таким. Но мне бы так хотелось, чтобы он остался. Я чувствовал, что, когда мой жилец сделает шаг за дверь, его больше никто не увидит.