Олег Пелипейченко
В Греции всё есть
Суд Париса
Хмурый Парис, заложив руки за спину и не поднимая глаз, вышагивал взад-вперёд по траве. Рядом сердито молчали не менее хмурые богини. Раздумья царевича продолжались уже не первый час, и сохранять томные позы всем надоело.
— Ну? — наконец не выдержал раздражённый Гермес. — Ты собираешься в первый раз в жизни поступить по-мужски или так и будешь тут задницей вилять, как дешёвая порна?
— Так ведь вопрос серьёзный, обдумать надо… — неуверенно проговорил Парис, но всё же остановился и потёр яблоко пальцем.
— По-моему, он над вами издевается, — злобно ткнул пальцем в царевича Гермес. — Судя по его поведению, он вообще не считает вас красивыми.
— Раздавлю, — лаконично пообещала Гера, разминая пальцы.
— Проткну, — процедила сквозь зубы Афина и сжала древко копья.
— Отпадёт, — нежно щебетнула Афродита, красноречиво указывая глазами на выбранное место. Парис содрогнулся и испуганно прикрылся руками.
— Нет-нет, как раз наоборот! — завопил он так, что с ближнего дерева в траву плюхнулась белка и в панике ускакала прочь. — Вы настолько прекрасны, что ваша красота меня ослепляет, и лишь поэтому я затрудняюсь в выборе достойнейшей!
Афина с Герой брезгливо поджали губы и отвернулись. Афродита стрельнула глазами по сторонам и на мгновение приоткрыла одну грудь. Парис тихо икнул, выронил яблоко, торопливо опустился на четвереньки и зашарил в траве руками.
— Малыш, ну как ты можешь сомневаться? — как ни в чём не бывало пропела Афродита. — Выбери меня, и я исполню все твои потаённые мечты! Представляешь, ты идёшь по улице, а навстречу — прекрасные груди, талии, бёдра, и все они — твоя собственность… Ни ухаживать не надо, ни цветы дарить, ни на драгоценности тратиться: щёлкнул пальцами — и женщины послушно укладываются в постель. Я тебя даже от их мамаш ограждать буду, чтобы не лезли со всякими глупостями насчёт женитьбы.
Парис, лихорадочно вытирающий яблоко о хитон, на мгновение замер, затем расправил плечи и приосанился.
— Да разве настоящий мужчина весь день валяется в кровати? — не выдержала Афина. — Настоящая жизнь — на поле битвы! Представляешь, идёшь ты в одиночку на целое войско, а враг от одного твоего щелбана замертво падает! Стреляешь из лука, а у тебя стрелы не кончаются! В тебя попадают, а здоровья не убавляется! Ты к городу подходишь, а жители тебе сами ключи на блюде выносят. Такому герою и без помощи богини ни одна женщина не откажет. Так что выбирай меня!
Парис бессознательно сжал рукой эфес невидимого меча, но Афродита незаметно оголила другую грудь, и юноша растерянно замигал.
— Мне тоже что-нибудь сказать или сам всё поймёшь? — поинтересовалась Гера, вертя в руках непонятно откуда взявшуюся массивную корону.
Юноша в отчаянии замычал, сжал виски ладонями и несколько раз стукнулся лбом о дерево.
Афродита шагнула к нему и прижала голову царевича к своей пышной груди.
— Успокойся, мой сладкий… — ворковала она, ласково поглаживая пыльные волосы Париса. — Совсем заморочили маленькому голову, кобылы!
— Это кто кобылы?! — вскинулась Афина. — Да я тебе сейчас твоё вымя в глотку поганую…
— Тихо, девки! — рявкнула Гера. — Договорились же: между собой при смертном не собачиться. Потом посчитаемся.
— Плохо, когда фантазии нету, — громко шепнула Афродита Афине. — Сама придумать ничего не может, и нам рот затыкает.
— Так, всё! — поспешно замахал руками Гермес перед закипающей Герой. — Давайте отдохнём немного, потом продолжим.
Злые, как Кербер, богини расселись на травке. Парис боязливо пристроился рядом и о чём-то задумался. Воцарилась тишина.
— О Дий, припекает-то как… — Афродита вытерла пот со лба и повернулась к Парису. — У тебя случайно с собой винца нет?
Царевич отрицательно покачал головой и опять уткнулся взглядом в дупло дуба.
— Пить хочу, — сообщила Афродита. — Может, всё-таки найдёшь, чем освежиться?
Парис рассеянно запустил руку за пазуху, извлёк оттуда яблоко и протянул его Афродите.
Гера и Афина ахнули и потянулись руками к Парису, но было уже поздно.
— Наконец-то! — выдохнула счастливая Афродита и вгрызлась в спелую мякоть.
Дедал осторожно ступил на порог спальни и близоруко прищурился, стараясь разглядеть в сумрачной комнате очертания кровати. Каждый раз он надеялся, что застанет Навкрату спящей.
— Явился? — мрачно спросили его из темноты.
Плечи Дедала обречённо опустились.
Навкрата откуда-то вытащила крохотную мерцающую лампадку и поднесла её к светильнику в нише. Вспыхнувшее пламя осветило пеплос с застарелыми пятнами жира, сальные волосы жены и перекошенное от недовольства лицо.
— Где снова шлялся? — без предисловий начала Навкрата.
— Я работал, — тихо сказал Дедал, глядя на стену.
Со стены на него скалилась голова кабана, над которой были прибиты огромные, во всю стену, крылья — когда-то белые и пушистые, а теперь изрядно ощипанные. Свиную голову Навкрате подарил один из царедворцев Миноса, удачливый охотник. Дедал, как и все придворные, хорошо знал, что трофеями этого охотника также были, помимо прочего, чуть ли не все дворцовые женщины.
— Рабо-о-отал он… — привычно растянула Навкрата. — А почему руки пустые? Другие мужья чего только в дом ни приносят, а с тебя как с паршивой овцы…
Женщина кончиками пальцев подхватила белоснежную пуховку, стёрла с лица потёк из пудры и пота и презрительно швырнула её на столик.
— Ты же работаешь с золотом, слоновой костью, а если скажешь — и драгоценных каменьев принесут на блюде сколько надо. Почему же я до сих пор хожу как нищая?
— Я не буду воровать… — еле слышно прошелестел Дедал, опуская глаза.
— «Не бюдю», — передразнила его жена. — Самый честный, да? Наградил же Зевс муженьком. Все воруют, а этот прямо как не от мира сего. Откуда ты такой взялся…
Дедал приоткрыл было рот, но осёкся и отвернулся. Навкрата пристально наблюдала за ним.
— Ты смотри, и правда не от мира сего! — с наигранным удивлением всплеснула она руками. — Вот теперь верю. Другой бы уже давно рожу набил. А ты не можешь. Ведь не можешь?
Дедал с тоской глядел на грязный пол и молчал.
— Пшёл вон из дома, — бросила с омерзением Навкрата и плюнула ему под ноги, затем взбила большую пуховую подушку, легла и отвернулась к стене.
Дедал облегчённо вытер лоб, украдкой взял с полки перо с чернильницей и покорно отправился во двор, к маленькому, но удобному деревянному столику.
Ночной холод понемногу давал о себе знать, но в свете полной луны вполне можно было чертить.
«Надо улетать отсюда, — подумал Дедал, рисуя на пергаменте сложную кривую. — Немедленно. Куда угодно улететь, только бы подальше от всего этого. И сына захвачу. Жаль, конечно, что ему не всё от меня передалось, работы было бы меньше… Ничего, сделаю две штуки».
Оторвавшись от чертежа, мастер с кряхтеньем разогнул затёкшую спину и задрал голову к небу. Небеса недружелюбно глядели на него немигающими жёлтыми глазками и молчали. Дедал аккуратно вытер кончик пера, приспустил хитон с плеча, приложил перо к обрубку крыла, горестно вздохнул и опять склонился над пергаментом.
— Что, братец, скучаешь? — поинтересовался Посейдон, входя в покои Зевса.
Громовержец скривился, махнул рукой и ничего не ответил.
— А знаешь, что у тебя в Эфиопии творится, пока ты тут киснешь?
— В Эфиопии? — с недоумением посмотрел на брата Зевс.
Посейдон хитро ухмыльнулся и полез за пазуху.
— Сплошные безобразия творятся. Надо срочно принимать меры…
— …и именно из-за этого в Эфиопии началось ужасное наводнение. А из моря на берег, между прочим, выходят лемурские чудища и уволакивают людей под воду.
Зевс говорил медленно и веско; Персей внимал ему с раскрытым ртом.
— Однако лемурам, видно, показалось, что этого мало, и они потребовали богопротивной человеческой жертвы — чтобы царскую дочь отдали на съедение Левиафану. Да-да, я возмущён так же, как и ты, и с удовольствием тебе помогу, мой верный воин. Если одолеешь в честном поединке зверя, который хочет сожрать Андромеду, то разум лемуров тут же очистится от проклятия, бедствия прекратятся, и все будут славить великого героя и нового царского зятя. Ты меня понимаешь? — Зевс наклонился к Персею и со значением подмигнул.