Он стал одной из достопримечательностей Крании. Его непременно показывали самым важным гостям, он давно потерял счёт пышным процессиям, золочёным хитонам и сандалиям, бессмысленным вопросам их обладателей. Часто, погружённый в думы, он что-то отвечал наугад, зная, что желающий найти смысл непременно найдёт его, даже если этого смысла на самом деле нет и никогда не было. Вот и сегодня вокруг царила необычная суета: окружающие восторженно шумели, бряцали оружием, расталкивали галдящую толпу. Он ничего не замечал и продолжал подставлять зеленоватое тело тёплым лучам, каждой жилкой ощущая, как уходит голод.
Внезапно на него упала тень. Он поднял голову и увидел какого-то молодого человека в богатой одежде. Тот восхищённо покачал головой и что-то спросил.
— Отойди, — тихо попросил старый лапиф, не слушая гостя. — Ты заслоняешь мне солнце.
Вечное наказание
Огромный базальтовый шар нёсся вниз по углублению, выдолбленному в пологом склоне. За долгие века все неровности пообтесались, и теперь он двигался плавно, с мерным рокотом.
Добравшись до крутого подъёма в конце пути, шар на миг застыл в верхней точке, скатился обратно, побегал по жёлобу туда-сюда и остановился. В боковой части камня медленно открылся люк, из него выбрался маленький хвостатый даймон с блаженной улыбкой на лице. Пытаясь поймать равновесие, он сделал пару неверных шагов и шлёпнулся на мохнатую попку.
Подоспевший Сизиф помог малышу подняться на ноги, указал кивком головы на идущую вдоль стены лестницу с перилами, затем забрался в жёлоб, упёрся носками сандалий в ступенчатые выемки, сделанные в каменном ложе, и подставил под камень плечо.
Через некоторое время шар опять лежал на краю широкой верхней площадки. Прямо над ним стрелка с надписью «Депо» указывала вверх, на короткий отрезок жёлоба, уходивший внутрь пещеры. К Сизифу подскочила смуглая даймонёнка и протянула ему обол. Позади неё нетерпеливо переминалась с ноги на ногу длинная очередь.
Сизиф бережно спрятал монету в пояс, помог малышке забраться внутрь, проверил крепления, поправил мягкую обивку, захлопнул люк и легонько подтолкнул шар.
Набирая скорость, камень покатился мимо лавочек для зрителей. Высыпанная кем-то в жёлоб ореховая скорлупа громко захрустела, однако сидевшая на крайней скамейке воспитательница, коренастая дама с кривыми рогами, так зачиталась, что даже не подняла головы.
Тем временем даймонёнок преодолел последние ступеньки, подбежал к кучке приятелей, ожидавших его в сторонке, и малыши дружной гурьбой направились в сторону Тантала. Там всего за пару оболов каждый желающий мог подёргать за верёвки, привязанные к веткам, или покрутить рычажок уровня воды.
…И никого не стало
— Да вон она! Вон, слева! Где какая-то зелень плавает!
— Какие перья? Чешуя это такая! Кто? Старый боцман видел? Да засунь себе своего старого боцмана в свою старую…
— Шлюпку на воду! Спускайте шлюпку, черти! Уйдёт же, зараза! И отставить гудеть!
— Бен, а она яблоки ест? Сейчас, только догрызу и кинешь. Ты же добросишь, правда? А то Альберта попрошу, у меня ещё одно осталось.
— Мама, мама, а эта птичка сверху упала, да? Мам, а ей больно? А почему она не летит? А она петь умеет?
— Сэр, а это что у неё поверх перьев — груди, что ли, такие висят? Ой, твою… Мэм, извините, мэм. Есть уборка трюма, сэр!
— Да спускайте же шлюпку, идиоты! Багор возьмите, сойдёт за гарпун, она небольшая! Прекратить гудеть, я сказал!
Ничего не вижу. Только шумные серые тени на шевелящемся фоне. Такие же, как внизу, под землёй.
Эти о тенях не знают. А певец знал. И привязанный знал. И обещали мне забыть о том, что знают.
А теперь вход туда закрыт, и теням нет спасения — герои закончились. Совсем закончились.
Сколько же это времени прошло… Когда-то всё море было нашим. И не было этих сосудов на дне.
Хризмы, за один оглушительный миг перепахивающие дно и сеющие в ил кровавые ошмётки.
— А я тебе говорю, что обобщения — это очень скользкая штука. Всё разнообразие обстоятельств предусмотреть нельзя, — сказал Гермес и с любопытством покосился на собеседника.
Ахиллес высокомерно улыбнулся.
— Сам не знаешь, чего говоришь. Не вижу ничего скользкого. Есть истины, которые всегда — истины. Гелиос всегда начинает свой путь с востока. Критяне всегда лгут. Менелай всегда будет рогоносцем. Я всегда обгоню черепаху.
— Ты уверен в том, что всегда обгонишь черепаху? — тут же заинтересовался Гермес.
— Вот только дураком меня не надо считать, — фыркнул Ахиллес. — Я, между прочим, классическое образование получил, у самого Хирона обучался. Сейчас как навешаешь дополнительных условий — ноги мне связать и Этной привалить, черепаху в другую сторону развернуть, на лапы крылатые сандалии надеть, размножить её до целого черепашьего стада, чтобы ступить негде было, или сделать так, чтобы она взглядом убивала не хуже Горгоны Медузы…
— Нет-нет, ты что! — замотал головой Гермес, глядя на героя абсолютно честными глазами. — Не буду я ничего навешивать. Одна черепаха. Дистанция ровная, прямая и свободная. Никаких посторонних движителей. Никаких ограничений или препятствий, включая волшебство. Короче, никаких дополнительных условий: только ты — и она. Всё честно, ты же меня знаешь.
— В том-то и дело, что знаю, — отрезал Ахиллес. — Впрочем, твои хитрости тут не помогут. Спорим?
Гермес молча пожал протянутую руку. Ахиллес победно улыбнулся:
— Я догадался, в чём подвох: ты решил выставить против меня резвую морскую черепаху: вместо забега устроить заплыв. Так вот, тебе это не поможет: я очень хороший пловец. Повторяю: очень хороший.
Гермес безразлично пожал плечами и щёлкнул пальцами.
В следующий момент Ахиллес обнаружил, что стоит непонятно на чём посреди чёрной бездны, а от него с невероятной скоростью удаляется черепаший зад колоссальных размеров. Со спины черепахи на него с удивлением и состраданием глядел слон, развёрнутый к герою головой.
Ахиллес выпучил глаза, взревел дурным голосом и со всех ног бросился за черепахой.
— Решил-таки побегать наперегонки? — с трудом перекрывая вопли героя, поинтересовался парящий вверху Гермес. — Или займёмся другими обобщениями?