Но это, повторяю, будет позднее. А в тот день мне и двум моим попутчикам предстояло еще отыскать штаб 6-й танковой армии. С этой целью мы и направились в военную комендатуру Бухареста. Там узнали, что 6-я танковая армия в это время с тяжелыми боями продвигается к Дебрецену и связаться с ее штабом довольно трудно. Но мне повезло: удалось быстро дозвониться до политотдела армии.
— Знаем, знаем о вас, — ответил кто-то из работников поарма. — Но обстановка сейчас весьма сложная, и принять вас некому. Так что направляйтесь прямо к Краснову.
Из этого нетрудно было понять: надо ехать непосредственно в полк. Но где он находится? Спрашиваю об этом работника поарма.
— По-моему, — отвечает тот, — Краснов вчера вступил в Орадеа-Маре. Поезжайте туда. А там на месте все и уточните.
Связались со своим начальством и мои новые товарищи. Оказалось, что к месту службы им надо ехать как раз через Орадеа-Маре (Орадя).
— Нам по пути, — обрадовался капитан-артиллерист. Взглянув на часы, добавил: — Но сегодня уже поздновато. Думаю, надо ехать завтра. Как вы?
— Конечно, завтра утром, — соглашаюсь я с его предложением.
— Вот и чудненько, — еще больше обрадовался артиллерист. — А сейчас еще по городу погуляем.
Втроем продолжили осмотр бухарестских достопримечательностей. Улицы были полны людей. И капитан-артиллерист, знавший, оказывается, десятка три-четыре румынских слов, не раз вступал в разговор с прохожими. Как правило, румыны, улыбаясь, старались ответить на его вопросы как можно подробнее, проявляя искреннюю доброжелательность. Утром капитану-артиллеристу удалось каким-то чудом поймать попутную машину. Он подъехал на ней прямо и гостинице, у которой мы стояли со своими нехитрыми пожитками, и с подножки сказал, раскланявшись с картинной галантностью:
— Карета подана.
Его товарищ — капитан-пехотинец, — обычно сдержанный и молчаливый, на этот раз поддержал шутку, ответив:
— Вот и чудненько.
Словом, повторил любимую фразу артиллериста.
Кузов машины был открытый, без тента. Но нас это не испугало. Погода стояла прекрасная — солнечно, тепло. К полудню же стало пригревать так сильно, что нас замучила жажда. Водой мы заблаговременно не запаслись, а пить где попало просто не решались.
Въехали в большое село. И тут решили попросить воды у кого-либо из крестьян. Капитан-артиллерист постучал, недолго думая, в калитку дома, стоящего почти рядом с дорожной обочиной. Она чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул встревоженный крестьянин. Улыбаясь, чтобы хоть как-то его успокоить, капитан стал объяснять ему, что нам нужна вода. Румын, не поняв, а может быть, просто по-своему поняв его жесты, развел руками, поясняя тем самым, что у него нет продуктов. Тогда уж и мы вступили в разговор, всячески изображая, что испытываем жажду, что нам нужна вода, только вода.
Крестьянин наконец радостно закивал головой: понял, мол. Затем распахнул калитку, пригласив жестом: входите, дескать, во двор. Усадив нас за небольшой столик, стоящий на улице, побежал в дом. Вернулся назад минут через десять, неся в руках большой кувшин и глиняные кружки.
Пригубив кружку, капитан-артиллерист одобрительно заметил:
— Чистейшая родниковая вода. Давненько не пил такой. Развязывайте вещмешки, славяне, перекусим, а заодно и хозяина отблагодарим.
Мы быстро разложили на столе хлеб, сало, сливочное масло, мясные и рыбные консервы. Крестьянин, увидев все это богатство, сглотнул слюну; на его худой шее дернулся вниз-вверх кадык. Он поспешно собрался уйти, но капитан-артиллерист жестом пригласил его за стол. Румын испуганно замахал руками, повторяя:
— Офицеры… Нет-нет!
Из его слов и жестов нетрудно было понять, что ему, простому крестьянину, мол, непозволительно садиться за один стол с офицерами. Такого у них еще не бывало.
И все же нам удалось усадить хозяина за стол. Мы пододвинули к нему хлеб, консервы и другие продукты.
— Вот и чудненько, — сказал капитан-артиллерист. И обращаясь к румыну, добавил: — Ешьте на здоровье. А мы желаем счастливого будущего трудовому народу Румынии!
По нашим жестам и взглядам крестьянин, видимо, понял смысл последней фразы капитана. И это растрогало его не меньше, чем приглашение сесть вместе с нами за стол. Он засиял улыбкой.