«Корм рекомендуется давать разнообразный, перемежая грубые с сочными (тут последовал шумный вздох), лучше небольшими дачками, но чаще. Установлено, например, что если утром»…
Анна Степановна перевернула страницу, обвела ткачих строгим взглядом:
— Понятно? Или, может, побеседуем?
Брошюру, по которой велись занятия, Анна Степановна достала в земельном отделе во время недавней поездки в город. Покончив на базаре с покупками, держа в одной руке зимбиль, в другой — сеточку, она зашла в земельный отдел, разыскала старшего зоотехника, села напротив на стул и с таким видом, точно сообщала радостную весть, сказала:
— Слушай, товарищ старший: дай, пожалуйста совет, что делать нам, чтобы от коров молока побольше получать.
Зоотехник был занят составлением для райисполкома очередной — третьей по счету за этот месяц — докладной записки о состоянии поголовья в районе. Его злило, что вот опять засадили за скучную канцелярскую работу, а потом будут обвинять в оторванности от колхозов и не пошлют весной на областное совещание передовиков-животноводов («факт, факт не пошлют!»). Он был в плохом настроении и поэтому неодобрительно покосился на сеточку и зимбиль.
— Мне сейчас некогда, как-нибудь в другой раз…
— Дорогой мой, — Маслова положила сеточку с луком на стол, — я в двенадцати километрах живу…
— А я сейчас не могу, видите занят… Уберите сетку, — добавил он раздражительно.
— Вот ты какой, — больше удивилась, чем рассердилась Маслова и встала, — сможешь, дорогой, сможешь! — и направилась в кабинет заведующего земельным отделом. Заведующий тоже был занят, но Маслова заставила его выслушать свой рассказ: как они, ткачихи, приехали в село, как поступили на ферму и как хотелось бы им стать образцовыми доярками. Анне Степановне выдали кипу брошюр по животноводству, и зоотехник, отложив в сторону бумаги, часа полтора беседовал с нею. Расстались они по-хорошему, зоотехник написал записку колхозному агроному, поручая ему заняться с ткачихами, и обещал как-нибудь наведаться.
Агроном Николенко, совсем еще молодой, худенький паренек, охотно взялся помочь ткачихам, организовал кружок, прочел даже лекцию о разнице между интенсивным и экстенсивным животноводством, обещал продолжить занятия и в следующий раз рассказать о свойствах кормов. Но это следующее занятие так и не состоялось. Агронома то вызывали в район на совещание, посвященное подготовке к весеннему севу, то отвлекали другие дела и заботы. При встречах с Масловой он сожалеюще говорил:
— Ну, понимаете, вот… — и проводил тыльной стороной ладони себе по горлу, — обедать некогда.
Ткачихи решили заниматься самостоятельно. Николенко охотно, даже чрезвычайно охотно, дал совет, какие брошюры следует почитать, на что обратить внимание:
— Что будет непонятно, приходите, объясню.
Не все, что писалось в брошюре, было понятно. Когда применять рацион — всегда или только после отела? А чем кормить стельную корову в последние недели? И старые потомственные ткачихи, никогда не бывавшие раньше в хлеву, всю жизнь проработавшие за ткацкими станками, спорили о способе раздоя коров, о том, что охотнее поедается животными: силос или распаренная кипятком и посыпанная отрубями сечка?
— Тыкву полезно давать, — заявила Васса.
— А просо?
— От проса выкидыши случаются.
— Откуда ты знаешь?
— Читала.
Нередко они засиживались до поздна и расходились, разгоряченные спором, довольные тем, что вечер не прошел зря. Их лексикон обогатился новыми словами и выражениями: «рацион», «норма кормления», «жирность молока». Они произносили их с явным удовольствием, щеголяя одна перед другой приобретенными знаниями.
На ферме стало чище. Помещение каждое утро проветривалось, коров доярки чистили щетками и скребницами, кормили и поили в строго определенное время. Опыт других ферм, описанный в брошюрах, ткачихи добросовестно переносили на свою. Никакие доводы и убеждения других доярок не могли, казалось, поколебать их решимости. Брошюры, полученные в земельном отделе, служили щитом и оружием в возникающих спорах и недоразумениях.
— В книжках так сказано, — решительно заявляла Анна Степановна, — поумнее нас с тобой люди писали.
Постепенно ткачихи усвоили всю нехитрую премудрость ухода за коровами. Они приобрели авторитет и даже стали влиять на житейские дела. К ним по самым различным вопросам обращались за советом колхозницы: одной хотелось наведать раненого мужа, лежавшего в госпитале в Тамбове, другая советовалась, какой материал купить дочке на одеяло, немолодая вдова таинственно шушукалась стоит ли выходить замуж за колхозного сторожа: стар, а одной тоже нехорошо. Маслова выслушивала, высказывала свое мнение — как бы она сама поступила. Евдокия иногда пыталась по привычке съязвить, поднять на смех ткачих, но встречала всеобщее осуждение.