Червяков удивленно поднял брови.
— Ишь куда метнула! Доярка, знаешь, — должность серьезная; корова — это же целое богатство по нынешним временам… Раньше доводилось ухаживать за коровами?
«Нет, — чуть было не сорвалось у Масловой, — не только корову, даже кур не держала».
— Была бы охота, заладится всякая работа, — ответила она, — объяснишь, научимся, мы народ понятливый.
— Так-то так, а все же, — колебался Червяков. — Люди навредят, а председатель отвечай: что, скажут, глядел, зачем назначал. Не подведете? — спросил он и улыбнулся; лицо его сразу помолодело, стало добродушным.
Ткачихи засмеялись.
— Будем работать, как у себя на фабрике, не беспокойся, не хуже ваших все сделаем.
— Слышишь, заведующий фермой!
Шаров даже не взглянул на ткачих. Лицо его было попрежнему спокойно.
— Что молчишь? Тебе работать с ними.
— Назначай, — безучастно ответил Шаров. — Мне с кем не работать, только бы дело справляли.
— Гляди, на то ты и заведующий.
На лице Шарова — прежнее безразличие. Кто бы ни ухаживал за коровами, у него останутся те же заботы и хлопоты, все равно придется ругаться — народ ведь какой! Он поговорил еще несколько минут с Червяковым о разных делах, встал, надвинул глубоко на лоб шапку, сказал «пошли» и первым шагнул к выходу.
Ферма находилась за селом, на выгоне. Туда надо было итти по длинной деревенской улице, растянувшейся вдоль мелководной степной речушки. Снег растаял, было сыро, грязно. Избы, плетневые заборы, высокие ветлы на берегу речушки почернели от влаги, будто обуглились.
Ткачихи еле поспевали за Шаровым. В высоких добротных сапогах, он широко шагал, не разбирая дороги, по лужам, по грязи, не оглядываясь, вполне уверенный, что женщины идут за ним. Попрежнему молчал, на вопросы ткачих отвечал нехотя, односложно.
«Бирюк», — подумала Анна Степановна, глядя с неприязнью на широкую, слегка сутулую спину Шарова.
На дворе фермы стоял навитый соломой фургон. Впряженные верблюды, горделиво повертывая головы, важно пережевывали жвачку. Колхозница в полушубке сбрасывала с фургона корм. Маслова заметила, как женщина, поддев вилами огромный пук соломы, перегнулась назад всем туловищем и с усилием перекинула солому через решетчатую наклеску фургона. Увидя Шарова, колхозница прекратила работу.
— Что же это такое, Яков Власыч, — заговорила она низким грудным голосом, — привези да еще и сложи. Евдокию кликнула, она — ни в какую. А мне что — больше всех надо! Что я — в поле обсевок, за всех работать?
— Погоди, Катерина, разберемся, — невозмутимо ответил Шаров.
— Пока тебя ждешь, солнышко закатится; у меня дома четверо, не поены, не кормлены. Плюну вот и уйду.
— Сказано — обожди. — Шаров с ткачихами вошел в коровник. Там шла уборка. Недалеко от входных дверей полная женщина с одутловатым лицом чистила поскребком стойло. Она не обратила внимания на вошедших, продолжая яростно счищать навоз.
— Ты бы того, Авдотья, — обратился к ней Шаров, — помогла бы Катерине фургон опростать.
— Здрасьте! — ответила резко Евдокия, и дряблые щеки ее задрожали. — Авдотья туда, Авдотья сюда, всем дырам затычка. Катерине помоги, а мне кто поможет? Гляди, грязи сколько! Тебе что, сказал, повернулся да пошел. Все свалил на доярок: мы и коровник чисти, и корма вози, и дрова таскай, того гляди телят рожать заставишь.
— Понесла, — не возвышая голоса, все также невозмутимо произнес Шаров. — Катерина тоже не двужильная, с утра не емши, помочь надо бы.
— Иди и помогай, — крикнула в сердцах Евдокия, — а мне не разорваться.
— С тобой свяжись, чорт образуется. Пойду помогу, а вы обождите, — и вышел во двор.
— Впору резиновые сапоги обувать, — сказала Маслова, оглядывая коровник, — грязно.
— Чем хаять-то, — произнесла слащаво Евдокия, — взяла бы поскребок да и потрудилась.
— Давайте поможем, — обратилась Маслова к подругам. — Где лопаты?
Через четверть часа вернулся Шаров и увидел такую картину: ткачихи выгребали из стойл навоз, в проходе, опираясь на черен лопаты, стояла Евдокия и громко поучала:
— До самого настила забирайте: нынче оставишь, завтра не уберешь, вот и грязь.
Шаров усмехнулся в усы.
— Командуешь?
— Скажи только — над кем, командовать сумею.
— Ты такая: как родилась, так и в дело годилась… Пойдемте, гражданки, коров покажу.
Шаров повел ткачих вдоль стойл. Отсчитал кряду десяток коров, коротко сказал Масловой:
— За тобой закрепляю… А это — тебе, — обратился он к Хабаровой. Закончив распределение, заключил: — Работайте! Народу у нас мало, мужики на войне… — Хотел еще что-то добавить, но только пожевал губами и, полагая, что сделал все, что от него требовалось, зашагал прочь.