— Если вы дадите мне денег, я пойду достану где-нибудь угля.
— А почем я знаю, что у тебя на уме? — сказал он. — Вдруг это ловушка? Я что-то начинаю побаиваться. Уж больно вид у тебя подозрительный. Может, ты за полисменом побежишь, почем я знаю?
— Не побегу. Дайте мне денег!
— Хорош я буду, если меня здесь поймают. За это двадцать лет каторжных работ дают. Тогда поминай, как звали.
— Я никому не скажу, мистер Джонсон! Богом вам клянусь! Только дайте мне денег!
Джонсон сунул руки в карманы и снова посмотрел на Перл. Руки у него закоченели, ноги тоже, дыхание, точно дым, вырывалось изо рта в нетопленной комнате.
— Вели ей показаться мне.
— Покажись ему, Перл, — сказала Кора.
Джонсон ждал, глядя на Перл и на Кору. Что, в самом деле, замерзать ему здесь, если она не слушается матери?
- Скорей, Перл, покажись ему,— торопила Кора.
Перл заплакала.
За это на всю жизнь упекут, — сказал Джонсон, пятясь к двери. — Я и ног не успею унести, как ты напустишь на меня полисмена. Уж очень вид у тебя подозрительный. Почему не затопишь? Ведь печка-то есть.
Мистер Джонсон, вот как перед богом, я на вас не донесу!- умоляюще проговорила Кора. — Положитесь на мое слово, дайте мне денег.
— Ты сначала протопи здесь, — сказал он. — У меня ноги совсем зашлись,
— Как же я достану угля без денег?
— Укради где-нибудь.
— Мистер Джонсон, дайте мне денег.
Почем я знаю, что у тебя на уме? Ты какая-то подозрительная. Почем я знаю, а вдруг это ловушка?
Мистер Джонсон, я не донесу. Богом вам клянусь!
Джонсон закурил сигарету и затянулся глубоко, будто ловя воздух всей грудью. Наполнив дымом легкие, рот и ноздри, он бросил окурок и печку и снова сунул руки в карманы.
— Вели ей подойти поближе.
— Подойди к нему, Перл, — сказала Кора.
Джонсон нагнулся, приглядываясь в полутьме к Перл. Потом быстро выпрямился, нагнулся опять и осмотрел се еще внимательнее.
— Меня повесят, если застигнут здесь, завтра же к вечеру повесят, — сказал он срывающимся голосом.
— Мистер Джонсон, дайте денег. Я не донесу на вас, богом клянусь.
— Вели ей, чтобы стояла смирно.
— Стой смирно, Перл.
— Черт тебя возьми! Да затопи ты печку!
— Дайте сначала денег, мистер Джонсон, — молила Кора.
— Дам, а ты побежишь за полисменом? — визгливо крикнул он.
— Да вы только дайте.
— Рехнулась ты, что ли? — закричал он.— Подозрительная какая-то. Почем я знаю, что ты задумала. Чего доброго, побежишь звать полисмена.
— Дайте мне денег, я принесу угля.
— И приведешь полисмена?
— Не приведу, мистер Джонсон, клянусь вам! Дайте мне денег, я схожу за углем.
Джонсон повернулся к Коре спиной и подошел к Перл еще ближе. Он вынул руки из карманов и стал дышать на них.
— Вели ей, чтобы перестала плакать.
— Перестань плакать, Перл.
Джонсон нагнулся и запустил обе руки под густые белокурые волосы Перл, но как только он дотронулся до нее, она извернулась всем телом и бросилась к Коре.
— За это в два счета голову с плеч снимут.
— Мистер Джонсон, дайте мне денег, богом вам клянусь, я на вас не донесу.
Он все еще колебался, глядя на Перл, потом сунул руку в карман брюк и достал оттуда двадцать пять центов. Кора вырвала у него монету и метнулась к двери.
— Стой! — крикнул он, бросаясь за ней вдогонку и хватая ее за плечо. — Вернись и вели ей, чтобы слушалась
— Слушайся его, Перл, — сказала ей мать.
— Теперь беги за углем, пока я тут окончательно не замерз. А если скажешь полисмену, я вас всех на тот свет отправлю, прежде чем меня схватят. Зря я тебя отпускаю, надо бы мне первому уйти. Подозрительная ты какая-то.
Не дослушав его, Кора распахнула дверь, захлопнула ее за собой и со всех ног побежала по переулку. На углу она не задержалась ни минуты и свернула на улицу, туда, где были бакалейные лавки.
Пробежав один квартал, она остановилась, сунула монету в рот и плотно сжала губы, чтобы не выронить ее и не потерять в темноте.
Одна лавка была все еще открыта. Показав пальцем левой руки на хлеб и банку мясных консервов, Кора вынула деньги изо рта и сунула их продавцу в ладонь. Он уронил мокрую серебряную монету, точно это была раскаленная добела сталь, и вытер руку о передник.
— Что такое? сказал он. — Что вы с ней сделали?
— Ничего, — ответила Кора, — Быстрее!
Когда Кора вернулась домой, дети спали: Джон и Руби, плотно закутавшись в одеяло, Перл на другой кровати, накрывшись своим пальтишком. Ее ситцевое платье валялось на полу, все в бурых следах от башмаков. Она плакала, засыпая: на щеках еще не высохли слезы. Веки у нее были воспаленные, на переносице вздулся кровоподтек.