направление на пересыльный пункт.
Два дня на пересыльном пункте показались мне вечностью. Стоял часовым у входа, дневалил, ходил на
земляные работы...
«Что-то не то! Не туда меня направили», — закралось сомнение. Снова иду в военкомат. Там поделился
своими сомнениями с дежурным — молоденьким лейтенантом, рассказал, что я летчик, что мне надо
разыскать свою военную школу. Он участливо выслушал и посоветовал:
— Надо взять документы у начальника пересыльного пункта, а потом я зайду с вами к начальнику второй
части военкомата.
Возвращаюсь с документами. Дежурный встретил меня как старого знакомого:
— Теперь — к начальству!..
Лейтенант зашел в кабинет начальника второй части, а мне велел подождать. Через минуту вернулся, подмигнул:
— Заходите!
За столом, склонившись над бумагами, сидит военный [181] со «шпалой» в петлицах. Блестит наголо
бритая голова. Поскрипывает перо.
Не поднимая головы, произносит:
— Слушаю вас...
Представляюсь и излагаю просьбу.
— Товарищ капитан, я ведь летчик! Так почему меня в пехоту посылают? Мне летать надо...
— Есть приказ направлять в соответствующие части танкистов и артиллеристов, а об авиаторах там
ничего не сказано, — бесстрастно говорит он, продолжая при этом читать какую-то бумагу.
Я оцепенел: вот тебе и на! Неужели опять на пересыльный?!.
— Как же быть?
— Ничем не могу помочь! — хмурит рыжие брови капитан.
Я растерянно смотрю на него, топчусь на месте, не зная, что делать дальше — уходить или продолжать
«переговоры», А капитан словно забыл о моем существовании — что-то снова пишет, перебирает бумаги.
Вдруг распахнулась дверь — и в кабинет, продолжая с кем-то вести разговор, вошел порывистый, быстроглазый капитан. Поздоровался со мной, поинтересовался:
— Что тут у вас? — и окинул меня с ног до головы испытующим взглядом.
Я коротко рассказал. Он внимательно выслушал и, повернувшись к сидевшему за столом, предложил:
— Надо направить его в наше авиационное училище. — И тут же, как о чем-то уже решенном, спросил:
— А в каком вы желаете продолжать службу — в первом или втором?
Я сразу же сообразил, что речь идет о двух училищах летчиков, находящихся здесь же, в Чкалове.
— В любом! — радостно воскликнул я. — Летал на бомбардировщиках СБ{8}...
Капитан задумался на секунду, подошел к столу.
— Мы вот что сделаем: выпишем направление в штаб Южноуральского военного округа, там уладят.
Вскоре я уже стоял перед начальником отдела кадров округа. От него узнал, что Ворошиловградская
школа военных летчиков находится на Урале. Туда меня и решено направить. [182]
...Мчался на вокзал, не чувствуя холода, не обращая внимания на густо сыпавший снег, спешил скорее
сесть в первый попавшийся поезд, идущий на Урал.
За билетом не пошел — длинный хвост у касс убедил меня, что нет никакого смысла терять время. И я
отважился: незаметно пробрался в пассажирский вагон и поехал... «зайцем». В пути достал из вещмешка
горбушку черного хлеба и, убаюканный мерным покачиванием вагона, разморенный теплом и вконец
усталый, уснул крепким сном.
И только на следующий день, когда я уже был в Уральске, в родном училище, вдруг вспомнил, что вчера, 28 января, мне исполнилось восемнадцать лет!
— Вот, кажется, и все, — заключил я свой рассказ. — Остальное происходило при тебе. Вопросы будут?
— Вопросов нет, — в тон мне ответила Катя и крепко-крепко прижалась к моему плечу.
Глава одиннадцатая
1.
И снова перебазирование. Дело хлопотное, но приятное. Уже хотя бы от одного сознания, что это — еще
один шаг вперед.
Так было всегда. Но сегодня я реагирую на подобный приказ совсем по-иному.
...Накануне вечером разыскала меня Катюша. На ней лица нет — встревоженная, удрученная.
— Что случилось, «Огонек»?
— Меня... переводят! — голос дрожит от волнения, в глазах слезы.
— Куда? Зачем? — встрепенулся я.
— В дивизию. Там при клубе создается эстрадный оркестр. Вот кто-то и подсказал начальству, чтобы
меня взяли солисткой...
— А ты откажись. Не хочу, мол, петь — и всё.
— Пыталась. Командир полка вызвал — приказ командира дивизии, говорит, есть. Отменить не имею
права. Ох, лучше бы с тем «Огоньком» и не выступала! Вся беда из-за него!..
Катя часто выступала перед авиаторами, пела полюбившиеся [183] всем песни. Голос у нее был
приятный, держалась на сцене свободно, пела легко. Аудитория вызывала на «бис», награждала бурей
аплодисментов. И вот... Кто бы мог подумать, что так обернется, что причиной разлуки станет именно
это?
Вроде бы и не очень далеко управление дивизии, а все же простились мы так, словно расставались
надолго и не знали, встретимся ли когда-нибудь вообще.
Настроение у Кати неважное. У меня — не лучше. Но я стараюсь не подавать вида, что переживаю.
...Утро выдалось хмурое, неприветливое. Сплошная низкая облачность нависла над землей. Моросил не
то дождь, не то мокрый снег. Видимость совершенно недостаточная для взлета, и я обрадовался: значит, не улетела Катя! Погода ведь нелетная...
Идти на командный пункт не решаюсь и потому прошу Дмитрия Матвеева:
— Дима, будь добр! Сбегай, пожалуйста, в диспетчерскую — узнай, кто дежурит.
— Командир, да ведь она уехала! — упредил меня Дима.
— Как — уехала?!
— Полчаса тому назад... «Эмку» за ней прислали. Уехала! Все-таки уехала! Щемящая боль сдавила
сердце.
2.
Огненный, всесокрушающий, неотвратимый вал катился на запад. Восточнопрусскую группировку
противника стальными тисками сжимали войска 3-го Белорусского фронта. Взяты Тильзит и Инстербург, наши войска овладели Гумбинненом — крупным узлом обороны гитлеровцев. Форсированы реки Дайли, Прегель и Алле. До Кенигсберга уже рукой подать — около пятидесяти километров осталось.
Наш 75-й штурмовой полк активно поддерживает наступающие части с аэродрома, расположенного
вблизи Шиппенбайля. Перебазирование прошло с выполнением боевой задачи: взлетели с аэродрома
Заалау, произвели штурмовку вражеских позиций, а затем сели в Шиппенбайле. [184]
Взаимодействовали главным образом со 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом, которым
командовал генерал Бурдейный.
На направлении Гумбиннен — Кенигсберг нашим войскам предстояло преодолеть шесть вражеских
оборонительных полос общей глубиной 150—200 километров. Легко сказать: преодолеть!.. А за этим
словом — жаркие сражения, кровопролитные бои. Гитлеровцы оказывали яростное сопротивление, дрались с упорством обреченных.
Против наступающих советских войск на нашем участке фронта вступили в действие только что
переброшенные сюда свежие резервы, в том числе танковые дивизии СС «Великая Германия» и «Герман
Геринг». На направление главного удара фронта враг бросил пятьсот танков и штурмовых орудий.
Каждое кирпичное или каменное сооружение — дом, сарай, гараж или мастерскую — противник
превратил в опорный пункт, огневую точку. По всей территории, в одном-двух километрах друг от друга, разбросаны железобетонные доты.
Взбешенный успехами советских войск, Гитлер отстраняет генерал-полковника Рейнгардта от
командования группой армий «Центр» и назначает вместо него генерал-полковника фон Рендулича.
Вражеской группировке дается новое наименование «Север».
Но от этих перемен дела фашистов не улучшаются. Под натиском советских войск группировка «Север»
к началу февраля распалась на три группы: хейльсбергскую, кенигсбергскую и земландскую.
Инициативой в воздухе прочно завладела советская авиация. Однако нам мешало огромное скопление
зенитной артиллерии противника. Имеем потери. Погиб штурман полка Герой Советского Союза гвардии