мотористом. В самые трудные для Родины дни, в разгар Сталинградской битвы подал Антон Малюк
заявление в партию. Когда на вооружение полка стали поступать самолеты Ил-2, Малюк одним из
первых обратился к командованию полка с просьбой послать его на курсы воздушных стрелков, чтобы, как он написал в заявлении, «непосредственно участвовать в боях против фашистов»...
Познакомился я в этот день и с механиком по вооружению рядовым Сашей Чирковой и мотористом
ефрейтором Анатолием Барановым.
Итак, экипаж самолета был в полном составе.
А в это время противник стремился во что бы то ни стало приостановить наступление советских войск.
По Северному Донцу и Миусу проходила мощная оборонительная линия фашистов, которую следовало
преодолеть частям и соединениям Южного фронта, получившим задачу освободить от гитлеровцев
Донбасс.
Один из тех дней особенно запомнился мне.
...Накануне вечером командир эскадрильи капитан Кривошлык предупредил: завтра предстоит боевой
вылет. Полетит весь полк.
Итак, завтра — мой первый бой!..
Ночь провел тревожно. С волнением ждал рассвета, торопил события. Утром вскочил, позавтракал и —
на аэродром.
На стоянке уже рокочут моторы — идет опробование двигателей. От самолета к самолету спешат
бензозаправщики, подвозятся баллоны со сжатым воздухом. Слышатся голоса механиков и мотористов.
Подготовка самолетов к вылету идет полным ходом. [24]
— Как самочувствие, настроение, товарищ Недбайло?
Обернулся — мой командир Бикбулатов. Аккуратный, подтянутый, чисто выбритый.
— Все в порядке, товарищ гвардии лейтенант! — бодро отвечаю. О том, что плохо спал, разумеется, —
ни слова.
— Вот и хорошо! Карта есть? Обстановка ясна? Маршрут проложен? Ну-ка, разрешите ваш планшет...
Вот видите — железнодорожная станция Софьинобродская? По данным нашей разведки, фашисты
разгружают здесь танки и пушки. По этой цели и предстоит нанести удар...
Вскоре я уже сидел в кабине. Ждал.
Томительно тянутся минуты. Небосвод словно бы раздвинулся, приподнялся над линией горизонта. И
вдруг взметнулась ввысь яркая точка, брызнула зелеными искрами — это сигнал к запуску. Взревели
моторы — сразу в восемнадцать голосов. И пошли «ильюшины» на старт.
Три шестерки — одна за другой тремя рядами — выстроились на взлетной полосе. Моя машина — в
последнем ряду. Буду левофланговым, рядом с Бикбулатовым.
Ждем сигнала на взлет. Его подает командир полка гвардии майор Ляховский: он сегодня сам ведет нас в
бой. Я уже много слышал о нем. Это признанный мастер штурмовых ударов. Смелый и решительный в
бою. Слышал не раз, как летчики восхищались его искусством нанесения удара с пикирования. Уважали
майора Ляховского и за его человечность, отзывчивость, выдержку и тактичность. Не было случая, чтобы
он кого-то обидел. Разговаривал с каждым, как равный с равным. Внимательно слушал собеседника, взвешивал доводы, любил докопаться до истины, был справедлив.
...А вот и сигнал. Самолеты мчатся по ровному полю, взмывают ввысь. Курс — на цель!
Неожиданно небо озарилось вспышками разрывов. Бьют зенитные пушки, тянутся к нам трассы
«эрликонов». Первая шестерка отбомбилась. На земле — фейерверк, багровые всплески огня. Что горит
— не пойму: то ли цистерны, то ли танки, то ли сама железнодорожная станция. Все время посматриваю
на хвостовой номер командирской машины — не оторваться бы от «Бика» (такой позывной у
Бикбулатова). [25]
Самолет ведущего как бы неохотно переваливается на левое крыло и входит в пике. Впереди —
буквально перед носом — промчался самолет Игоря Калитина. Отвожу от себя ручку — повторяю
маиевр, дважды нажимаю кнопку бомбосбрасывателя, и четыре «сотки» летят вниз. Вижу внизу разрывы.
Бикбулатов повторяет заход. Я — за ним.
— «Коршун»-ноль три{5}, не отставай! — слышу голос командира.
Машина вздрагивает — веду огонь из пушек и пулеметов. Стреляю длинными очередями, неприцельно
— никак не удается распределить внимание. Слишком за многим нужно следить: ведущий — цель —
зенитки — огонь... Справа и слева от меня огромными птицами стремительно проносятся самолеты.
— «Коршуны!» Конец атаки! — передает командир нашей группы.
Но где же мои товарищи, шедшие в третьей шестерке? Где «Бик»? Попробуй, разберись! Что скажет
командир? Эх, слепой... Растерялся!..
Пристраиваюсь к впереди идущему самолету. Присмотревшись к хвостовому номеру машины,
обнаруживаю, что это не самолет «Бика». Да и окраска у него несколько иная, чем у наших машин.
Сверяюсь по компасу. Так и есть: отклонился от курса! Выходит, «потерялся», пристроился к другой
группе.
Отхожу в сторону и беру приблизительный курс. Вскоре замечаю знакомый ориентир и облегченно
вздыхаю. Ну, конечно же, — наш аэродром!
Вдруг завибрировал двигатель. Упали обороты. В чем дело?.. Пока я поспешно ищу разгадку, земля
неумолимо приближается. Для принятия решения остаются считанные секунды. Надо немедленно
садиться! Но на посадочную полосу нельзя: нарушу порядок, помешаю другим самолетам.
Выбираю площадку в стороне, резко отвожу ручку — увеличиваю скорость.
Тут же начинаю считать секунды. Шасси — на выпуск!.. [26]
Удар. «Ильюшин» подпрыгнул, завис в воздухе, снова коснулся земли колесами — и покатился по полю.
— Командир! — слышу тревожный голос Малюка. — Позади дым!..
Машина движется несколько десятков метров и замирает на месте. Стремглав выскакиваю из кабины, Малюк — тоже. Он тут же начинает бросать землю на горящий мотор. Спешу ему на помощь. Подбегают
механики и мотористы с огнетушителями, сбивают пламя.
Спасибо товарищам — спасли самолет! На душе горько. Вконец расстроен: ведущего потерял, от группы
отбился, мотор сжег...
У самолета появляются полковой инженер капитан Клубов и техник нашей эскадрильи старший техник-
лейтенант Дмитрий Одинцов. Осматривают машину, что-то говорят между собой. О чем — не пойму: мне сейчас попросту не до них.
Потом улавливаю:
— Ничего страшного! — говорит капитан Клубов. — Отремонтируем самолет. Главное — люди целы, живы, невредимы...
— Не отчаивайся, дружище! — улыбнулся он мне, желая хоть как-нибудь подбодрить. — Машину всегда
можно починить, а вот летчика...
Клубов не закончил фразу. Но смысл ее был понятен. И в его тоне, и в том, как он, слегка подтолкнув
меня, сказал: «Иди, докладывай командиру о полете, а о машине я сам доложу!» — было столько
отцовского, что я даже опешил, не зная, что ответить Клубову, и направился на КП.
Подхожу к командиру звена. На меня в упор нацелены его широко раскрытые темно-карие глаза. «Бик»
резко бросает мне:
— Докладывайте!..
— Товарищ лейтенант! — вскинул руку к шлемофону. — Задание выполнил, но...
Лейтенант прервал меня:
— Что «но»? «Но», «но»! А вы знаете, что оставили ведущего над целью без прикрытия, что самолет
свой сами же и довели до такого состояния? А еще «Коршун» позывной! Не коршун, а коза бесхвостая!..
Последние слова больнее всего задели меня. Я вспыхнул, но сумел сдержать себя: уставом не
предусмотрено [27] оправдываться в подобном случае. Тем более, что «Бик» был прав. Но вот к чему тут
коза, да еще бесхвостая?!
А «Бик» долго бушевал, строго отчитывал меня и наконец сказал:
— Можете идти! Советую подумать хорошенько над тем, что вы сегодня натворили и какими подвигами
«отличились»...
Я не знал, куда девать себя. Усталый и расстроенный, побрел за пригорок, снял шлемофон и прилег на
траву. Уединившись, я несколько раз анализировал случившееся. И пришел к выводу: никто меня больше
не выпустит в полет, не возьмет на боевое задание!..
Глаза глядели ввысь, в чистую, прозрачную глубину неба. Слева медленно наплывала гряда белых
облачков. И мне вдруг вспомнилось такое же синее небо над головой в другом месте — близ