«Камни есть, Баграт?»
«Сколько нужно?.. Грузите».
— Что ты к каменоломне прилип? — Киракосян, стоя в дверях конторы, задавал этот вопрос Баграту. — В совхозе тебе невыгодно работать, так на целину езжай. — «Полпоселка на целину подалось. Детей, жен, дома свои, сады — все оставляют и едут неизвестно куда... Артуш, негодник, пример подал... Зря я его на работу принял снова». — Пять лет прошлялся, а я тебя снова на работу взял. Собирай свои монатки, какой от тебя толк? — Киракосян смотрел в сторону буфета, но буфет был закрыт и никого возле его дверей не было.
Артуш вернулся прошлой осенью. «Вернулся, шалопай?» — Баграт не подал Артушу руки.
«Вернулся», — коротко ответил Артуш.
«Откуда?»
«В последний год в Эчмиадзине жил».
«Хм... И Эчмиадзин тебе по душе не пришелся?»
«Святое место, а по душе не пришлось».
«Как тебя Про встретила?»
«Это наше личное дело».
«Шалопай ты, шалопай и есть».
Киракосян смотрел на дома репатриантов, на новую улицу поселка, где поселились репатрианты. Два четырехэтажных здания уже было заселено. Армяне, приехавшие из Ирана, предпочитают красный цвет всякому другому, и осенней пестротой цветет на их веревках выстиранная одежда. Этой осенью должны приехать новые репатрианты, строится третий четырехэтажный дом.
«Молодцы ребята, — Киракосян доволен строителями, — работают не покладая рук. Месяца через два дом уже, наверно, готов будет».
Сейчас строителей не видать. Только слышен издалека звук молота.
— Ну живо, живо! — «На славу они работают, тут и говорить не о чем». — Люди из-за границы едут уже! И каждый с собой кофейную чашечку прихватил... Пятьдесят лет по свету кружат, а что у них есть-то, кроме этой чашечки крохотной... «Хороший они кофе готовят... И господином называют... Господин Киракосян, — директор совхоза улыбнулся про себя, — господин... А в какой бригаде невестка Абрама?» — Чашечки крохотные, с кофе проглотить можно. — «Так в какой она бригаде?..» — И опять закричал строителям: — Живо, живо! — «Устали люди, последние пять лет у всех лет десять — пятнадцать унесли... Сам я все пустыне отдал, а очухался, гляжу, старый уже... Так в какой бригаде невестка Абрама? У Ерванда, что ли?.. И министерский родственник Ерванда себя не оправдал, пустомеля, сукин сын. (Да и сам Ерванд хорош, надо бы ему хвост прижать, седина в голову, а бес в ребро, на чужих невесток стал глаза пялить». — Ни чести, ни совести! — разозлился Киракосян.
Строителей не было видно, но слышались удары молота, то частые, то пореже.
— А, — догадался Киракосян, — наверно, этот чокнутый Каро... Не закончил он еще, что ли? — усмехнулся Киракосян. — Не выходит, что ли, у него колонна?
Позапрошлой зимой Каро видел интересный сон, который показался ему полуявью. Златобородый старец положил ему на голову свою десницу и промолвил: «Благословляю тебя, сын мой, будешь ты великим умельцем и выстроишь колонну, равной которой нет на свете».
И будто бы старец даже место ему указал, где строить — вон там, в середине участка. И каждый камень в колонне этой должен быть особым, не повторять другие. А когда будет построена эта невиданная досель колонна с дверью, открытой на дорогу, люди со всего света стекутся и войдут в эту дверь, а те, у кого грех на совести, лишь глянут на колонну, тут же в камень превратятся. Ну так вот, мол, Карапет, берись за дело.
И прошлой весной стал Каро голову ломать над тем, какие камни нужны, чертил их на бумаге, не был доволен, снова чертил. Люди посмеивались. Но в начале осени, как-то в воскресенье, увидали, что к дому Каро подъехало два грузовика с красным туфом. Ого!.. Председатель поселкового Совета забеспокоился: неужели Каро в самом деле собирается колонну сооружать?.. Вроде бы да: Каро и на заре, до работы в совхозе, камень обтесывает, и после работы дотемна обтесывает камень, шлифует, да так серьезно, уверенно. Председатель поселкового Совета двинулся в райцентр, а вечером вернулся с врачами. Каро во дворе камень обтесывал. Вежливо поздоровался с незнакомыми людьми и снова склонился над камнем. А незнакомые люди поговорили, порасспрашивали о том о сем Каро. Ответы Каро были разумными, без навязчивого многословия. Отвечал он, не отрываясь от дела. Врачи уселись на камни и беседовали с Каро около часа. Потом растерянно посмотрели друг на друга, простились с Каро и зашли в контору, чтоб сообщить свое мнение — мол, так всякого в сумасшедший дом упрятать можно. Человек в здравом уме и в доброй памяти, камни обтесывает, ну и пусть обтесывает.