Председатель поселкового Совета тут же вызвал Каро и прочел ему нотацию. Но Каро дела своего не оставил. Знай обтесывает себе камни по чертежам, и, надо сказать, делает это искусно. Вот и теперь встал ни свет ни заря и за работу.
— Если дело каменотеса тебе по душе, пожалуйста, — Киракосян указал на недостроенный дом, в котором поселятся новые репатрианты. «А на что, собственно, крестьянам многоэтажные дома?.. Они ведь в других домах жить привыкли... Вон старик Абрам сидит, бедняга, на пятом этаже, год уже ногой земли не касался... Надо бы ему отдать бывший дом Нерсеса... Ага, Нерсесом его звали, Нерсо. Он какой-то обиженный был, когда из Акинта уезжал».
Нерсес неожиданно, без долгих раздумий и сборов переехал в село. Было это года три назад. Переехал он, когда отец умер. Прямо в тот же день.
Случилось это в мае. Утром, когда Нерсес проснулся, кто-то его будто толкнул: иди на отца глянь... У Нерсеса сердце оборвалось: он тут дрыхнет, а отец может... Он, Нерсес, возле него стоять должен был.
Сперва о смерти деда узнала Назик (уже с полгода была она женой Вароса), потом свекор ее Ерем, потом Занан, Арма... Баграт снял кепку, выразил соболезнование и ушел на работу, и бригадир тоже. Проводив рабочих в поле, явился Киракосян, посочувствовал и извинился за то, что должен спешить — в министерство вызвали, надо ехать. Постарается на похороны не опоздать, впрочем, это же министерство, могут и задержать, пусть уж тогда Нерсес его простит. А вообще-то Нерсесу торопиться не стоит, вот придет народ с поля и предаст старика земле честь по чести. Да, жаль, хороший был старик.
До полудня Нерсес, стоя на коленях и уткнувшись подбородком в край тахты, на которой лежал его отец, вспоминал похороны матери. Тогда собралось все село, и все сочувствовали его горю, и все заглядывали ему в глаза, готовые в любую минуту оказать ему услугу. И был он в тот день в селе самым важным человеком...
До полудня, глядя на дверь, вспоминал Нерсес похороны матери.
Ерем дал ему понять, что нужно приглядеть за подготовкой к похоронам, но Нерсес никак на это не отозвался. А в полдень с несвойственной ему решимостью: встал, обидел Ерема, не ответив на вопрос, куда идет, и прямо отправился на почту. Попросил телефонистку, чтобы она его срочно связала с селом Лерналанч, ему нужно быстро, как можно быстрее.
Когда люди вернулись с поля, Нерсес уже грузил вещи. Вернее, сам он стоял возле дверей, в изголовье гроба, а крестьяне, приехавшие из его села, молча, торжественно и даже с какой-то гордостью грузили в машину вещи. И не смотрели на стоявших чуть поодаль акинтцев. Те были в обиде, и никто даже не попытался подойти и выразить сочувствие. Издали разглядывали они Нерсо, стоявшего спокойно и независимо в изголовье гроба.
Никому раньше и в голову прийти не могло, что этот бессловесный горбун может быть таким строптивым...
— Ты чья?.. — Киракосян взглянул на девочку-школьницу с ранцем за плечами и в очень коротком платье. — Дочка Варе? Мать платья до пят носит, а ты до пупа. Совестно, ты уже большая, — директор смотрел сейчас на дома репатриантов, и девочка растерянно оглянулась... Да нет, вроде никого тут, кроме нее, нету. Она смущенно одернула платье. — Иди надень другое платье, а это удлини. Совестно. — «Да неужто эта беленькая девочка — дочь Варе? Неужто и Варе была такой белокурой когда-то?.. А красивая жена у этого полоумного Бадаляна... Грудь оголит и встанет перед тобой, глаз не поднять на нее... Егией Никитичем называет». Киракосяну захотелось закурить. Зажег сигарету и, улыбаясь, выпустил дым в сторону дома Бадаляна. «Заходите, Егия Никитич», — говорит. Заходите... По-русски чешет. «Хотите кофе?»... Хочу, хочу... А не зайти ли кофе выпить? Хорошая штука кофе... Да нет, языки распустят. Чашку кофе выпью, а болтать начнут... Заходите... Навалились на меня планы: планы поднятия целины, планы посадки виноградников, планы... Постарел, а так и не узнал, что за штука такая кофе. Когда молодым был, кофе не пили... Заходите... Черт бы всех побрал! Пусть полоумный Бадалян со своей красоткой в город катится! — вдруг разозлился Киракосян. — Нечего ей в селе делать; а то на нее, беленькую, все глаза пялят... Поехал в город за профессором, чтоб узнать, какая болезнь точит виноград. Ты лучше из города не возвращайся, может, и сам профессором станешь! Одних сортов яблок сколько! Антоновка, бельфлер-китайка, кандиль-китайка... А кто такая, собственно, китайка?.. Спрошу у Арма, он молодой кадр...» — Что опаздываешь, молодой человек? — строго обратился Киракосян к Арма, который шел ему навстречу. — «Все заявление писали, а этот не писал». — Особого приглашения ждешь? — «Я его бригадиром сделаю, а тех ни за что, пусть хоть всю бумагу на заявления изведут». — Куришь? — и протянул ему сигареты с фильтром.