И пальцы бригадира невольно притиснули полевую сумку к коленям, он открыл сумку и сам удивился — зачем? Но тут заметил записную книжку... А, нужно выписать зарплату! Ничего, что рабочий день еще не кончился.
— Выпишем вам зарплату, — бригадир раскрыл записную книжку прямо на полевой сумке и удивился, что Ерем не взглянул ни на него, ни на его записную книжку. Первым он записал Ерема. — Поладян Ерем, две нормы... Больше не могу, Еро. Если и напишу, Бадалян вычеркнет... Если б не Бадалян, я бы больше выписал. — Он сейчас не пожалел бы для Ерема ни четырех, ни ста четырех норм. — Галстян Баграт, две нормы... Он хорошо трудится, слов нет. Ему и четыре нормы выпишешь, все мало, но не положено... Мокацян Арма, две нормы... Таких работников, как наши, Еро, ни в одной бригаде нет... Варос, две нормы... Жаль, больше не имею права... Назик, две нормы... Шесть норм на семью, — бригадир улыбнулся Ерему. — Круглая сумма получается.
— Все это ерунда, — пробурчал Ерем. «Все на свете ерунда, кроме жизни».
Бригадир обиделся — впервые его работник свысока относится к «нормам».
— Главное — здоровье, а все остальное ерунда, — уточнил Ерем.
— Всем деньги нужны — и здоровым, и больным.
Ерем в душе с ним согласился, спокойно сдвинул со лба кепку и уставился в записную книжку бригадира. Потом потер глаза, чувствуя, что его больше привлекает шоссе. А по шоссе ехала легковая машина...
Если б пришла весть о том, что Сарибек, бывший сосед Ерема, отдал богу душу... Ерем надел бы свой новый костюм и сел в машину...
Взгляд Ерема, уцепившись за машину, то летел вместе с ней с крутого спуска, то подымался вместе с ней...
«Что ты меня теперь-то попрекаешь, когда у меня двое детей на шее? — мысленно пререкался Варос с отцом. —В школу, мол, не хожу! Книжек, мол, не читаю!..»
Варос через просвет в листве угрюмо посмотрел на отца и заметил, что жена, Назик, согнулась под тяжестью ящика, полного персиков, и семенит, несет ящик к дороге. По тому, как несла Назик ящик, Варос определил его вес — не меньше пуда... Вот тебе рублей семь-восемь. А десять ящиков — восемьдесят рублей. А сто... нет, а тысяча... а восемь тысяч ящиков... Ага, вот как раз столько и нужно, как раз столько... Назик поставила ящик на обочину дороги и, распрямившись, медленно пошла назад. Варос прищурился, попытался разглядеть, сколько ящиков уже стоит на дороге... Восемнадцать, девятнадцать, двадцать... А вон еще один жена Баграта несет...
— Кому я сказал! — взорвался где-то голос Баграта. Жена Баграта растерялась, бросила ящик, а ладонь поднесла к губам и засеменила назад к женщинам.
Баграт появился из-за виноградных лоз и зашагал прямиком в персиковый сад. Он ведь строго-настрого запретил жене и дочери подымать полные ящики. Это мужское дело, его дело!
Женщины, прекратив работу, ждали, что же сделает Баграт, и с любопытством глядели на его жену, словно впервые ее видели, эту покрасневшую толстушку.
Только старуха Занан была непричастна к тому ожиданию, она отбирала спелые крупные персики для Каро. Повертит персик со всех боков и в передник.
— Срам какой, — переглянулась жена Баграта с дочкой.
— Поколотит? — не стерпела Про.
Дочь Баграта, опустив голову, двинулась отцу навстречу.
— И правильно сделает! — громко выкрикнула Назик.
Баграт вошел в сад и потянул жену в сторону.
— Отец! — встряла между ними дочь.
— Да в чем дело, Баграт? — со своей стороны вмешался Марухян. — Работа есть работа.
— Ты это видел? — и Баграт показал на ящики, стоявшие на дороге. — Тебя самого заставлю все перетаскать! — и потянул за собой дочь.
Женщины ревниво и завистливо глядели вслед дебелой жене Баграта, а потом со злостью, с вызовом мерили взглядом бригадира, который что-то недовольно бурчал в адрес Баграта. Невестке Пайцар так хотелось быть на месте Багратовой жены, пусть бы Баграт ее в кровь избил сейчас, все равно лучше, чем так... Про, скривив рот, искала взглядом своего горе-муженька. У Назик глаза были полны слез, ей что-то хотелось сделать сейчас, сию минуту... И тут она заметила ящик, полный персиков... Она стиснула зубы, оторвала ящик от земли и, согнувшись в три погибели под его тяжестью, засеменила к дороге.
— Что вырываешься, негодница? — Баграт дернул дочь за руку, потом взглянул на нее и на жену и сказал: — Что ж, ступайте, вечером все равно дома встретимся...