«Следовательно, ходьба — не что иное, как ряд неполных падений. Просто следующий шаг их предотвращает...»
— А как ты сам познакомился, Арма? Однажды я одну девчонку на улице остановил и без лишних разговоров говорю ей: выходи за меня замуж. Она сперва рассмеялась, а узнала, что я сельский, и так на меня глянула! Лучше б выругалась.
«Не слушай его, Арма, он еще мальчишка, хоть и научился машину водить. Когда-то шофера серьезные люди были, гордые. А теперь та шоферская гордость перевелась. Кстати, я на войне впервые в машину сел. На фронт уходя, до самого Еревана пешком шел, там нас в эшелон посадили. А на фронте, когда впервые в машину сел, честное слово, гордость ощутил, словно понял, что очень я важный и нужный человек».
«Ты так и записал в дневнике, отец».
— Так как ты со своей девушкой познакомился? — допытывался шофер.
— Через драку.
— Через драку?
— Ага... Женщины любят, когда из-за них дерутся. — «А я так до сих пор и не понял, куда я везу эти персики...» — Арма беспокойно зашевелился.
— Через драку... — задумчиво, нараспев произнес шофер. — То есть как через драку?
— Да обыкновенно. Защитил девушку от хулигана.
Арма вдруг почувствовал потребность вспомнить еще раз свою первую встречу с Каринэ — отключиться от шелеста асфальта под колесами машины, от мыслей о грузе, который лежит в кузове, но тем не менее каменной тяжестью давит ему на плечи и толкает его невесть куда...
— Ну и здорово ты тех хулиганов отделал? —заинтересовался парнишка.
Арма улыбнулся, глядя в окно кабины, он всегда так улыбался, когда вспоминал Каринэ или видел ее.
Сколько раз он ей так улыбался за три года! А в самый первый раз улыбнулся ее голосу.
«Спокойной ночи», — сказала девушка с трамвайной площадки своим подругам, оставшимся на остановке. И голос у нее был нежный, бархатный, способный отозваться в чьей-то душе печалью. И Арма почему-то улыбнулся этому голосу, обернулся и посмотрел на девушку. Она была хрупка, черные волосы небрежно ниспадали на плечи, и, странное дело, глаза ее были очень похожи на голос — влажные и бархатные... Девушка мелкими шажками подошла к соседней скамейке и села. Арма удержался от того, чтобы взглянуть на нее в упор, он нашел ее отражение в вечернем оконном стекле и прикоснулся к ее голосу, спрятанному под веками, и сладчайшая грусть разлилась по всему его телу. Трамвай заполнял пустую ночную улицу грохотом, звоном, в окне развевалось отражение длинных волос девушки, кондуктор, пожилая женщина, дремала, по привычке полураскрыв ладонь. Потом была остановка, и парень в пестрой рубахе бросил монетку в ладонь кондуктора и занял место возле девушки. И теперь Арма была видна лишь одна прядь волос девушки. Потом парень девушке стал что-то нашептывать, он улыбался и нашептывал, и его рука закрыла последнюю развевающуюся прядь от взгляда Арма. Девушка встала, и в стекле отразилось ее лицо, ее легкое платье, потом раздался голос какой-то женщины: «Ну и воспитание!» — и кондуктор, старая женщина, открыла глаза и сказала: «Не приставай к девушке, молодой человек!» А потом... Арма и не помнит, как он вскочил и схватил парня за запястье и как отшвырнул парня. Девушка обеими руками прижимала к груди сумочку, а парень в пестрой рубахе лез на Арма с кулаками и сквернословил... Он получил сильный удар по лицу, бросился в кабину вагоновожатого, схватил лом, и девушка вскрикнула: «Мама!» И снова голос у нее был бархатный... Арма выхватил из рук парня лом, вернул его вагоновожатому, а парня вытолкнул из трамвая. Тот, громко ругаясь, сел во второй вагон. Девушка посмотрела туда, села и поднесла носовой платок к губам. И Арма захотелось утешить эту маленькую испуганную девчушку, он едва удержался от этого. Такой родной казалась ему эта незнакомая девочка! Никто до сих пор не был ему таким родным... В трамвай он сел разбитый, подавленный. Кто он? Второй день бегает по институтским коридорам за преподавателями, но никому недосуг принять у него зачет или экзамен, никому до него нет дела... Кто он? Какой-то совхозный рабочий, заочник... А вот среди ночи довелось ему защитить эту маленькую девочку, и она сейчас улыбается ему сквозь слезы, благодарит... И ему хотелось сказать, что не нужно этого делать, потому что она ему самый близкий, самый родной человек...
«Может, я сейчас ничего дурного и не делаю, — глядя в окно кабины грузовика, подумал Арма. — Бадалян сейчас в затруднительном положении, и я ему помогаю...» — И понял, что врет себе. И еще острее почувствовал двусмысленность своего теперешнего поведения... Зря только он отвлекся от воспоминаний...