— Что-что?..
— Да говорят вам: радуйтесь без вина и работайте! — заорал Арма. — Ясно? Работайте!
Киракосян еще раз предупредил Арма — пора заканчивать, как бы чего не вышло — и, сопровождаемый пьяным гомоном, вышел на улицу.
Арма стоял возле буфетной стойки, и затуманенные глаза его смеялись. Он кулаком потер лоб и снова заметил, что буфетчик похож на крысу.
— Крыса!
— Вина дать? — улыбнулся буфетчик.
— Крыса!.. Считай! — Он полез в карман за деньгами и кинул деньги вместе с собственным кулаком на стол. — Сколько? — заорал. — Сколько?
— Ровно двести, Арма джан.
— Сколько?
— У тебя? — Буфетчик взял деньги, посчитал. — Тут пятьдесят.
— Ха-ха-ха!.. Пятьдесят! — Арма обернулся к сидевшим за столами и заорал: — Пятьдесят!.. Сукины дети, я ж к вам в карман залез, а вы молчите!..
— Сто пятьдесят рублей не хватает, Арма, — сказал буфетчик.
— Запиши мне в долг, крыса. С получки отдам.
Арма шагал темной улицей, свет, лившийся из окон, высвечивал колдобины, тревожил ползучую темноту. Шел он спокойно и даже бесшабашно. Вот сейчас придет домой, поиграет с ребятишками Мирака, сварит себе горький черный кофе и...
— Арма!
Жена Бадаляна сидит возле раскрытого окна и листает иллюстрированный журнал. Бадалян по ее просьбе сколотил широкую деревянную тумбу. И Ерануи частенько пододвигала ее к окну.
— Домой идешь? — Ерануи наклонилась вперед гибким станом, и черные распущенные волосы ее вырвались за окно. — А мне скучно, — проговорила она. — С ума схожу от одиночества.
— А что, Бадаляна дома нет?
— Ах, боже мой, уж этот ваш Бадалян!.. В конторе кричит, надрывается!.. А домой придет, смеяться будет.
(«Отчего, Арма, мой смех Ерануи нервирует?.. Ха-ха-ха!»)
Арма собрался пожелать ей спокойной ночи, но почему-то достал сигареты.
— Могу угостить тебя кофе и американскими сигаретами. Заходи. — Черные красивые глаза Ерануи дерзко поблескивали, а в чуть приоткрытых губах пряталась плохо скрытая усмешка.
(«Когда ты к нам заходишь, Арма, Ерануи так рада, так рада. Так заходи почаще. Ха-ха-ха»).
— Ну заходи же! — нетерпеливо повторила женщина.
— Спасибо. Ваша дочка спит, наверно, я помешаю.
— Боже мой! Ваша! Вы! — Ерануи покачала головой. — Я с тобой давно на «ты» и тебе даю то же право. Не люблю, когда люди не умеют пользоваться тем правом, которое им дают, — женщина выпрямилась на стуле, обеими руками стала прибирать волосы, потом нервно рассмеялась.
Арма бросил сигарету на землю и, стиснув зубы, стал ее давить подошвой. Вот сейчас она превратится в пыль и одним махом перелетит через окно в комнату.
(«Я тебя не ревную, Арма. Знаю, что ты... Ха-ха-ха...)
«Ну ее...» — Арма со злостью посмотрел на женщину.
— Это уже мне нравится больше, — прошептала женщина.
«Ну ее...» Но почему ноги словно приросли к земле? Он хотел было двинуться, но ему показалось, что сигарета прилипла к подошве. Вот сейчас он ее раздавит, растопчет и пойдет... Вот так... Вот так... Но его уже с ног до головы обволок загадочный женский шепот и отозвался в нем горячей дрожью, пробежавшей по всему телу. Темная, в выбоинах дорога уцепилась за ноги Арма бесчисленными шелковыми нитями. Арма напрягся, рванулся, пытаясь оборвать эти белые тонкие нити, проникшие уже к нему в вены, и больше не смотрел на окно.
«Ну ее...» Арма полез в карман за сигаретами. Хорошо, что люди придумали сигареты, будь благословенна эта щепотка яда!
(«Я еще ни разу на Ерануи не поднял голоса, Арма. Она по самому пустяковому поводу кричит, психует, бьет посуду, а я только смеюсь...»
И Арма показалось, что Бадалян прошел где-то сбоку, справа.
(«Не отлупить ли ее разок, а, Арма?.. Ха-ха-ха...)
Теперь Бадалян прошел слева.
(«Не переехать ли мне в город?.. Она упрашивает. Давай переедем, говорит, давай переедем, говорит, и целует меня...
Да, надо ее как-нибудь поколотить... Вот следующий раз, когда начнет ни с того ни с сего психовать, кричать и бить посуду, я ее... Ха-ха-ха...»)
«Да прекрати свой идиотский смех!» Арма потер лоб кулаком и ускорил шаги. Вот и дом... Окна распахнуты и светятся... А вот и кровать... его кровать...
Какое это чудо — сон!.. Какое освобождение!..
Полноводная мутная река с заросшими берегами. Река бурная, она шумит и катит камни. И течет она неизвестно куда. И извивается. И теряется где-то в тумане. Не видно ни неба, ни горизонта... И он плывет по этой реке, и мутные волны плещутся ему в лицо, его затягивает в водовороты, он ныряет и опять оказывается на поверхности воды, захлебывается, но плывет дальше. Он хочет выйти на берег, но камни почему-то цепляются за руки и за ноги и тянут его на дно. От одного избавится — другой цепляться начнет, высвободит ногу — на руке груз. А вот теперь один за шею уцепился и тянет, тянет на дно. Как он уцепился-то без веревок? Непонятно.