Дзори Миро лишь наполовину понял его, но промолчал.
«Под вечер в село вошли аскеры, погоняя плетьми двух связанных по рукам фидаев...»
Пленных заперли в сарае сельского старосты Миграна, поставили часовым одного аскера, а сами вошли в дом старосты. Миро в то время сидел возле дома соседа Даво и все видел. Он узнал и пленных — это были крестьяне соседних сел Левон и Шаген. Когда их, избитых, оборванных, изможденных, провели через сельскую площадь и заперли в сарае, Миро молча поднялся и пошел к себе. Дома он сообщил, что привели двух пленных. И назвал их по именам. Дед Арут перекрестился, это почему-то не понравилось Миро: старик будто осенял крестом их могилы. Вечером Миро не вышел к ужину. До полуночи ворочался он в постели, но сон не шел. Тогда Миро поднялся, в темноте оделся и на ощупь, хватаясь за стены, бесшумно пошел к двери... На улице, прячась за стены домов, прокрался к сараю старосты, влез на крышу и прихваченным из дому широким ножом, каким бьют свиней, раскопал дыру в ветхой крыше. Потом спрыгнул внутрь сарая, едва ли не на головы изумленных фидаев, быстро перерезал ремни на их руках и ногах...
На рассвете зычный голос пастуха Авэ разнесся над селом, проникая в каждый дом:
— Э-ге-гей!.. Всем мужчинам села собраться на площади! Приказ такой! Всем мужчинам...
Собрались. Там их уже поджидали аскеры во главе с офицером. Он остановился возле небольшого камня, медленно и недобро оглядел толпу и сказал:
— Кто освободил фидаев, пусть выйдет вперед.
Миро не вышел.
Офицер повторил приказ, подождал. Никто не вышел. Тогда он плюнул на камень и, показывая на плевок, сказал:
— Как только этот плевок высохнет и если к тому времени злодей не объявится, всех расстреляю.
Сказал спокойно, не повышая голоса. Было ясно, что он умеет выполнять свои обещания.
Аскеры, стоявшие в ряд, подняли ружья и взяли толпу на прицел. «Один, два, три, четыре... Двадцать пять аскеров против села Горцварк с его тремястами мужчинами, — подумал Миро, глядя на турок. — Расправиться с аскерами ничего не стоит, если дружно взяться. Но страшно... Придет армия, и тогда одному всевышнему известно, во что это обернется...» Он незаметно потянул Даво за рукав.
— Дядя Даво, у тебя есть ружье...
Остальное досказал взглядом. Даво понял его, он нагнулся и прошептал что-то на ухо своему внуку. Тут вмешался староста Мигран, стоявший по другую сторону от Даво:
— Даво, подумай о своем завтрашнем дне.
И лихорадочно стал гадать: будет — не будет этот день, будет — не будет, будет — не будет... Ничего не получалось: ни «да», ни «нет».
Потом Ован пододвинулся к деду Аруту.
— Арут, слушай меня: ты, я и еще пять-шесть таких же стариков снимем шапки, покажем седину — может быть, сжалятся, а?
Дед Арут отказался, Хетум сразу согласился, Срке был против. Разговор о седине дошел до Адама и вернулся назад, тот все раздумывал: стоит — не стоит, стоит — не стоит, стоит — не стоит... Получалось ни «да», ни «нет»...
Еще одна новая мысль: аскеры были гостями старосты Миграна, ему и говорить с аскерами: мы, дескать, тут ни при чем, кто знает, может быть, сами товарищи фидаев ночью сошли с гор и освободили. Староста отказался, Тонапет соглашался, но Тонапету не положено, у него голова не седая, он еще молод. И пришлось отказаться от мысли вступать в переговоры с аскерами...
Село Горцварк не пришло к единому решению.
Староста Мигран, потирая взмокшие ладони, прохрипел:
— Джанум, кто виноват, пусть поскорее признается! Плевок высыхает!
Даво зарычал на него:
— Лучше бы ты разбил себе голову об камень, староста Мигран!
И слова старосты волной разлились по толпе: признается — не признается, признается — не признается...
Миро не стал ждать, пока у кого-то появится еще одна мысль, чтобы опять быть отвергнутой... Он вышел из толпы и зашагал к офицеру...
— Арут, — повернулся к сыну Дзори Миро, — сила людей в их единстве, сынок, ты это запомни. На войне, может случиться, попадешь в трудное положение, и надо будет найти выход из него. Каждый станет говорить свое, уверенный, что прав именно он.
...Лучше, если все будут шагать по слову одного человека, ягненочек, пусть даже этот человек и ошибается. Если остальные будут следовать ему, то, может статься, и ошибка исправится, и станет правдой.
Арут нетерпеливо повел плечом.
— Отец, мы же там не будем воевать каждый сам но себе! У нас будет командир — уж он-то разберется, что к чему.
— Миро, парень прав, — вставил возчик Аро.
— Знаю, сын, — ответил Миро сыну. — Но война есть война, бывает, что и командир ошибается.
— Хо-ха-а! — громко возгласил возчик Аро. — Этот бык вроде как хромает. Наверно, чертов кузнец слишком глубоко вогнал гвоздь, когда подковывал! Это Егор, чтоб ему пусто было, у него дурная привычка: не смотрит, куда вгоняет гвоздь, — болтовней занят!