– Они... что это было? – спросил Август.
– Пустоты, лангольеры... Темнота...
– Что? – парень не мог связать воедино этот бред, брошенный урывками.
– Это произошло много лет назад.
– Что? Что произошло?
– Она... умерла.
– Кто умер?
– Мама. Она умерла в больнице, одна среди живых трупов и мертвых живых. Она не спала. Не могла уснуть, потому что каждую ночь ее пожирала темнота, ее пожирали лангольеры, как в фильме. Ее разрывали на части существа, пришедшие из ниоткуда и уносящие людей в никуда.
По лицу Фредерику ползли слезы, в то время как голос становился еще суше.
– Знаешь, что было самым ужасным? – Август молчал, – когда она схватила нож и закричала, что они уже в ней. Я боялась, что она поранит себя, таблетки уже не помогали, я подбежала к ней. Но она не себя хотела искалечить. А меня. Мой шрам всегда напоминает об этом.
Фрида подняла руку и коснулась своего лба.
– Она умерла в одиночестве. В бетонной камере, один на один с мягкими стенами, – всхлип, – с тех пор я тоже год за годом схожу с ума от страха. От дикого, животного страха перед темнотой, пустотой и смертью. Я знаю, что все это неизбежно, я понимаю, что никто не живет вечно, но не могу справиться со страхом.
Дрожащие руки, невольно вознесенные вверх, так же невольно упали на колени.
– Я мечтала стать врачом, но не позволила себе. Просто не позволила. Я убегала от себя, подальше от воспоминаний и поближе к обществу, к популярности, к славе. Но не смогла убежать от смерти.
Теперь трясло не только Фредерику, но и Августа. Он не осознавал собственных действий, но неустанно вспоминал об Эрике. Может, чисто инстинктивно, может, из-за чего-то большего, но парень протянул вперед сотрясаемые болью руки, и Фрида утонула в его объятиях.
– Август, я верю в Бога... просто потому, что так легче. Легче верить, что там, за гранью что-то есть. В конце концов, в моем аду нет дьявола, тварей, пыток и кипящих котлов. Мой ад – не Нечто, мой ад – Ничто.
Август отстранился, переваривая сказанные девушкой слова. Да, конечно, она была по-своему права: страх забвения всегда был одним из самых диких панических страхов человека. Но в ее голосе засело какое-то жуткое отчаяние от осознания какой-то истины, которая и открылась отнюдь только Фредерике.
Сама же она успела успокоиться и снова вернулась в полумертвое состояние покачивающегося китайского болванчика.
– Нам нужно идти, – донесся до них тревожный голос Элизабет.
– Туман снова приближается, и чует моя печенка, нам нужно держаться подальше от этого дерьма, – с невероятно серьезным видом отметил Алфи. Никто не стал спорить.
***
– Твою бога душу... – выдохнул Алфи, когда четверо героев оказались у ворот заброшенного парка аттракционов.
– Гляди-ка, в городе плесени намечается плесенный карнавал, – невесело хихикнул Август, оборачиваясь и наблюдая за тем, как Туман движется за ними по пятам.
«Парк забытых аттракционов», – гласила перекошенная табличка на ржавых воротах. И Туман не оставил им другого выбора, иначе как пройти на территорию парка.
– Угнетающее местечко, – выдохнула Лиз.
Август почувствовал капельки пота и мурашки на своей спине, которые, казалось, уже намертво вросли в кожу. Он оглянулся на плетущуюся рядом Фредерику и ужаснулся абсолютной пустоте в ее взгляде. Зрачки девушки уменьшились буквально до размеров точки, кожа трупного оттенка выступившими капельками пота отражала свет. Август чувствовал собственное гулкое сердцебиение. Он протянул руку и слегка коснулся ладони девушки.