– Ты гад. Мерзкий, подлый гад. Ты во всем виноват.
– Что? Я не понимаю, о чем ты, – парень в ужасе смотрел на своего мертвого друга.
– Ты посмеялся надо мной. Я излил тебе душу. Рассказал правду, которую хранил годами. Я любил тебя.
Август схватился руками за голову.
Август помнил это, всегда помнил, но так и не хотел говорить себе об этом. Он боялся признаться. Накануне гибели Эрик сказал, что он гей. Август лишь посмеялся.
Призрак Эрика был в ярости. Пожелтевшие белки глаз налились кровью и окрасились темно-алым. Август почувствовал, что не может пошевелить ни одной из конечностей. Его буквально парализовало от страха. Паника белой дымкой тумана проникала в его кожу через поры, неслась по венам вместе с кислородом и проникала прямиком в мозг, где запускала ряд химических процессов и открывала памяти дверь.
Парень дернулся, но не смог подняться. Тут же над ним в упор зависло лицо твари, лицо, которое когда-то принадлежало его лучшему другу.
«Верни ему лицо! Оно не твое!» – хотел крикнуть Август, но язык не подчинился.
Костлявые пальцы призрака сомкнулись на шее парня. Они были ледяными и сухими. Они были какими-то металлическими и, словно тиски, давили, давили, давили, не зная жалости.
Лицо Эрика трансформировалось. Кожа сползала с него и клочьями валилась на тело Августа. Вот уже начинали проглядывать черты Фредерики. За ними – Мишель.
Август не мог дышать. Не мог сопротивляться. Его душила настоящая фобия. Дикая, первобытная, необузданная. И такая что ни на есть человеческая.
Его душило собственное чувство вины.
Глава 14. Самоуничтожение
– Август? – шепот раздался из темноты. Парень дернулся, вжался в пол, но не открыл глаза. Ему было страшно. Чертовски страшно, видеть снова этот кошмар. По спине поползли струйки пота, тело бросило в жар.
«Пожалуйста, пусть это закончится. Кто-нибудь, пожалуйста. Бог, если ты все-таки где-то есть...»
– Август, проснись, – снова слабый женский шепот, и парень почувствовал, как его лба коснулась рука, поднявшаяся к макушке, проскользнув по волосам. Рука дрожала.
Он переборол себя. Вопреки всему абсурдному, что еще могло произойти, Август сделал это – разлепил веки – и в очередной раз уставился на девушку, склонившуюся над ним.
– Элизабет? – он чуть ли не вскрикнул, скорее от удивления и маленькой радости, но голос подвел и лишь сухо прохрипел что-то невнятное.
– Извини, я... мне так страшно здесь одной, – девушка аккуратно тронула глубокое пятно запекшейся крови на своем виске и поморщилась от боли.
– О Господи, – Август отвернулся и ко всему недоумению почувствовал улыбку на своем лице, – я просто не могу поверить. Ты жива!
Элизабет постаралась улыбнуться в ответ.
– Спасибо. Я думаю... мне кажется... ты меня спас, верно? Я бесконечно благодарна тебе, Август. Ты... ты едва ли мог выбраться сам, и это... то, что происходит здесь...
Лиз отвернулась, так и не закончив мысль. Август приподнялся на локте, принял сидячее положение и заметил, что Элизабет задрожала еще сильнее. Она плакала. Тихо, бесшумно, наивно. Одиноко. Так, будто сама смерть прошла мимо, а потом остановилась, повернулась, выдала едкую ухмылку и больше не сделала ни шагу. Словно она была пауком, а пауки ведь всегда оставались лучшими наблюдателями.
– Элизабет, – сказал парень на удивление серьезно и тяжело выдохнул. Август пододвинулся поближе к девушке, но та снова отвернулась.
– Почему? Почему? Я не понимаю. Почему они мучают нас собственными воспоминаниями? Мне так больно, Август, мне так страшно. Это такое чувство, будто... будто всех демонов, которые копились в твоей душе, всю память выпотрошили, вывернули наизнанку, поставили пленку с конца и нажали на воспроизведение. Кокон выудил из меня все самое сокровенное. Все нечаянно брошенные фразы, все обманы, все предательства, все неудобные случаи, все моменты, когда мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Все моменты, когда мне было больно, когда я чувствовала вину. Но зачем?
Она подняла на него полные слез глаза. Казалось, в этом взгляде сошлась противоположными концами сама вечность. Замкнула на себя пространство, время, мысли, фобии, слова, чувства, эмоции. Все слилось в единый поток, в разбегающиеся от зрачка искры серо-зеленых глаз, отражающиеся в маленьких каплях слез на нижних веках. Август чувствовал и знал, что сейчас в этих двух бесконечных океанах собралась вся боль человечества за долгие тысячелетия существования. И он отдал ей свою. Без остатка.