Черный Человек замолчал, одаривая Элизабет и Августа по-прежнему холодным, но не злобным взглядом.
– Почему именно мы? У людей каждый божий день умирают родные и близкие, – сдержанно и сухо воскликнула девушка.
– Вы сами выбрали нас. Вы дали согласие, – двое изумленно на него уставились, – мы находили вас в разные годы и в разное время. И, естественно, в разном месте. Вы обращались за помощью к психиатрам и психологам, которые констатировали отклоняющуюся от нормы активность мозга. Зачастую эти врачи были частью Системы, и мы искали наиболее приспособленных к выживанию подопытных. Тебя, Август, мы нашли три года назад, Элизабет – последней, за полтора года до запуска, а Альфреда, Илайну-Софию и Фредерику намного раньше. Последние несколько лет вы находитесь в искусственной коме. До того, как вас ввели в это состояние, вы добровольно подписали договор, и, в случае любых исходов эксперимента ваше тело передается в ведение научных академий тех государств, чьими гражданами вы являетесь. Нам пришлось стереть некоторые воспоминания, которые могли бы помешать эксперименту. Вас об этом тоже предупредили. Итак, в чем состояла суть? Скажу словами одного писателя, кто заложил основу этой идеи: «Надо ли мне объяснять вам, чему учит нас социология по части человечества? Все предельно просто. Возьмите одинокого мужчину или женщину, и я скажу, что перед вами святой. Возьмите двоих, и они влюбятся друг в друга. Возьмите троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем «обществом». Возьмите четверых, и они построят пирамиду. Возьмите пятерых, и они превратят одного в изгоя. Возьмите шестерых, и они вновь изобретут предрассудки. Возьмите семерых, и через семь лет они вновь изобретут войну. Человек, возможно, создан по образу и подобию Бога, но человеческое общество создано по образу Его оппонента и всегда пытается вернуться домой».
Джейкоб Стоун замолчал. Август и Элизабет пытались понять и принять все то, что свалилось на них, и на чем им теперь предстояло построить новую жизнь.
– Теперь ваша цель создать новую Утопию на уровне собственного разума. Два человека – это уже основа для жизни. Вы – Адам и Ева нового мира, Король и Королева системы, и снова к вам присоединятся другие. Те, кто пройдет барьер страха и победит в Коконе. Я уверен, таковые найдутся. Вы должны знать, что будущее зависит только от вас. От ваших детей, от того, какими они вырастут, как будут думать, как будут жить и какими нормами руководствоваться. Вы – последняя надежда умирающего мира.
Джейкоб замолчал. Август поднял глаза к небу.
«Оно стало настоящим», – пронеслось у него в голове.
Элизабет взяла парня за руку и положила голову ему на плечо.
Они без страха смотрели на то, как на горизонте зажигался закат. Самый яркий из всех, что когда-либо видели двое из последних людей на Земле. В лучах уходящего солнца скромно светился маленький деревянный домик на побережье. Последняя надежда человечества?
И они сделали шаг навстречу своему новому Кокону.
Часть 2. Кокон плоти
Тебе дорога твоя душа? Твоя бессмертная душа? Мотылек в коконе плоти, которая вскоре начнет гнить так же, как и моя?
© Стивен Кинг «Мешок с костями»
Глава 1. Дитя Кокона
Ева сидела на берегу реки, перебирая пальцами самодельные бусы. Отец сказал ей, что в том, ином мире такие приспособления называли четками, и благодаря им люди приводили свой разум в состояние покоя и понимания. Ева свято верила в это. Всю свою недолгую жизнь она находилась в состоянии покоя, но отчаянно стремилась понять то, что скрывал ее родной мир.
Пес плескался в речке, и брызги часто долетали до девушки. Легкое белое платье, то, над которым она корпела несколько дней и ночей, промокло почти насквозь и просвечивало такое же идеально белое худощавое тельце.
– Тотем! – крикнула Ева поднявшись. Она направилась прочь от речки, держа подол промокшего платья длинными белоснежными пальцами. – Тотем, ко мне!
Пес никогда не отзывался сразу. Отец шутил, что щенок откровенно туповат для живой собаки и чрезмерно дружелюбен для мертвой. Во всяком случае они с Евой идеально подходили друг другу: не мертвые, не живые и ничего не понимающие в этом странном спокойном мире, где не существовало времени.