– Не трогай меня! Не трогая меня, тварь!
Ева отпрянула и покосилась на чернокожего мужчину. Он не двигался, настороженно но смотрел на Еву, его губы подрагивали, но не произносили ни звука.
– Фредерика? – шепнул он наконец, переведя взгляд на светловолосую девушку. Она снова дернулась, отпрыгнув еще дальше от Евы, и тогда посмотрела на мужчину в ответ.
– Алфи?
Мужчина подошел к девушке и помог ей подняться. Они встали, удивленно оглядывая Еву с ног до головы.
– Я не тварь, – тихо сказала она, так же удивленно разглядывая их.
– Кто вы?
– Ева. Я просто хотела… помочь вам.
Девушка чуть повернула голову, искоса поглядывая на Алфи и Фредерику, ожидая новых вопросов, но люди молчали. Тогда заговорила она сама.
– А вы откуда?
Ответом было молчание. Фредерика открывала рот и снова закрывала его. В ее глазах блестел огонь, который едва ли удалось усмирить Альфреду. Не окажись его поблизости, светловолосая девушка тут же бросилась бы на Еву.
– Позвольте мне помочь вам, – снова тихо заговорила девушка. – Я отведу вас домой.
Алфи и Фрида молчали, но в их глазах Ева заметила промелькнувшее доверие.
– Идите за мной.
Она повернулась и сделала несколько шагов. Затем оглянулась на Алфи и Фредерику – те так же неуверенно стояли там.
– Я не сделаю вам ничего плохого.
И они согласились. Алфи и Фредерика шли следом за Евой на неком отдалении, отставая на несколько метров и очень тихо перешептываясь. Еве не всегда удавалось уловить смысл их слов, но она очень удивлялась тому, насколько сильно ее боялись.
Так всегда было в ее жизни. Если впереди появлялись кочевники, они непременно пытались забросать ее камнями, что-то кричали и тут же убегали. Когда Элизабет или Август пытались объяснить, что Ева абсолютно безобидна, что ее внешний вид – лишь побочный эффект появления на свет в Коконе, им никто не верил до конца. Ее считали монстром. Ее считали тварью.
До дома Ева дошла очень быстро и указала рукой в сторону окна, в котором промелькнуло удивленное лицо Элизабет. Она мигом бросилась на улицу, все еще мокрая от того, что, скорее всего, занималась стиркой, и держа в руках перепачканное сажей полотенце.
Лиз стояла здесь, глядя на Фредерику и Алфи, грязных, измотанных, но таких же живых, как и прежде, и у нее просто не хватало слов, чтобы сказать хоть что-нибудь. Она чувствовала, как что-то тяжелое сдавливало ее грудь и легкие, мешая дышать. Она задыхалась, и глаза покрывала пленка слез.
– Как?.. – выдохнула она наконец.
– Элизабет? – Алфи шагнул к ней, тоже не веря в то, что такое вообще возможно.
– Как вы выжили?
Фредерика покачала головой, и Алфи последовал ее примеру.
– Я ничего не помню.
– И я.
– Я не верю… – снова выдохнула Лиз, сделала несколько шагов вперед и потянулась к Фредерике, сжав ее в неуклюжих объятиях, – прошло столько времени…
Ответом был удивленный взгляд.
– А сколько времени прошло?
Алфи и Фрида переглянулись, и Элизабет едва не рассмеялась.
– Ева – моя дочь.
***
Сколько бы ни тянулся день в Городе Памяти, это казалось Еве нестерпимо долгим. Это случалось именно потому, что проводила его девушка в полном одиночестве и, казалось, каждый уголок этого мертвого городишки был уже знаком ей.
Город Памяти…
Она не могла в полной мере понять смысл этой фразы, найти все причины «почему». Почему только она смогла появиться здесь на свет? Почему здесь практически нет других людей? Почему ей суждено провести свою жизнь в одиночестве?
Почему Джейкоб так часто и надолго оставляет ее одну?
И еще она не понимала, почему все, окружавшее ее, падало ниц перед Человеком в черном. То, от чего зачастую страдал Август во время охоты и вылазок – агрессивные животные, проекции Кокона, который слишком буйно реагировал на изменения в его мертвом спокойствии, обходило Еву стороной. Конечно, она и не была Белоснежкой мира мертвых, и мертвые птицы не летали за ней стаями, но…
Но ханки боялись ее. Она называла их так, потому что это имя послал Еве Кокон. Здесь он обладал собственным голосом, она как будто слышала его внутри своей головы, но редко могла различить отдельные слова – кажется, Кокон говорил на языке, который Ева не понимала.