— Граждане, — кричал «лопух» истошным голосом человека, не ожидавшего от судьбы такой пакости, — это что же происходит! Карманник! Он хотел украсть мое портмоне! У меня там денег двадцать семь рублей и командировочное удостоверение! Нет, вы видели, вы все видели?!
Он продемонстрировал любопытствующим руку рыжего в собственном кармане, потом вынул эту руку, и она действительно сжимала портмоне. Несколько дюжих мужиков как по команде выступили вперед, недвусмысленно засучивая при этом рукава. Рыжий вздрогнул, вся его тщедушная натура сжалась в предчувствии суда незнакомого ему Линча. Однако Лукин охладил справедливый гнев трудящихся против пособника мирового капитализма.
— Граждане, — сказал Лукин громко, уже своим, естественным голосом. — Все вы будете свидетелями, а этого ханурика я сейчас сдам в милицию. Побудьте здесь, не расходитесь, я вернусь через пять минут с милиционером!
— Да куда мы отседа денемся, — успокоил его старик в ватнике и ушанке не по сезону, — нам еще за билетом стоять до морковкина заговенья.
Взяв вора покрепче за руку, Лукин пошел от касс, однако направился не в отделение милиции, как обещал трудовому народу, а к выходу из вокзала. Оказавшись на улице, он прижал своего невольного компаньона к стене здания и тихо и внятно спросил:
— Что, рыжий, по нарам соскучился? Забыл, видать, вкус баланды…
Сказав это, Лукин понял по глазам своей жертвы, что ошибся: рыжий вкуса тюремной баланды не забывал.
— Вот и хорошо, — продолжал Лукин, гипнотизируя вора взглядом. — Теперь слушай меня внимательно и, сделай одолжение, поверь на слово, что последний раз я шутил в одна тысяча девятьсот семнадцатом году. — Свободной рукой он вытащил из кармана сигареты, одну вставил в рот рыжему, вторую взял губами сам и обе поджег зажигалкой. Вор курил с наслаждением, в глазах у него появился огонек надежды. — Так вот, — Лукин перекатил сигарету в угол рта, — сейчас поедем с тобой в малину, познакомишь с паханом.
Рыжий покачал головой.
— Я жить хочу! — Голос у него был сиплый, прокуренный.
— Хочешь, значит, будешь, — с легкостью заверил его Лукин. — Пахан тебе сам спасибо скажет, что меня привел.
— Он скажет! — весь скривился рыжий, и Лукин понял, что у вора есть все основания сомневаться. — Перо под пиджак — и пишите письма!
— Дело есть на сто миллионов, — продолжал обрабатывать его Лукин.
— Ладно, — согласился рыжий, — ты, значит, меня здесь маленько обожди, а я туда и мигом обратно! Одна нога здесь, другая там! Разрешеньице спрошу и вернусь!..
— Может, тогда я лучше к кассам пойду, а то мне одному здесь торчать несподручно? Там ведь нас с тобой тоже поджидают! Сейчас легавого подцепим и пойдем все втроем протокольчик писать. Я правильно понял твой выбор? — Для большей убедительности Лукин сильнее сжал руку вора, отчего тот поморщился.
— Ну у тебя и силища, — вымолвил рыжий, едва переводя дыхание. — Дай обмозговать, не гони лошадей.
— По дороге все и сообразишь, — заверил его Лукин. — А что силища, так это специальные упражнения по китайской системе кун-фу. Если подружимся, — пообещал он туманно, — тебя тоже научу, чтобы было чем в камере заняться…
С этими словами Лукин оторвал вора от стены и, прорезая толпу, направился к крутившемуся на проезжей части извозчику.
В пролетке ехали бок о бок, Лукин курил, наблюдая краем глаза за рыжим и пытаясь определить, не тот ли это извозчик, виденный им еще утром у дома Телятиных. Даму с лисой Лукин запомнил хорошо, но с лихачом и его экипажем вышла промашка. Впрочем, решил он наконец, если даже извозчик тот же самый, это вполне может быть совпадением, но неприятное чувство недовольства собой оставалось. Сидевший рядом с ним вор был напряжен, ерзал по кожаному сиденью тощим задом и то и дело грыз ногти. Вести с ним светскую беседу Лукину не хотелось, и он молчал. Ехали тем временем все больше закоулками и лишь однажды пересекли оживленную широкую улицу с движением трамваев и веселым милиционером в белых, раструбами, перчатках, стоявшим посредине перекрестка. В район Марьиной Рощи втянулись как-то незаметно. Окружившие их дома, черные от времени и зачастую покосившиеся, казались Лукину одинаковыми, и поэтому он не старался запоминать извилистый маршрут, а лишь следил за общим направлением движения. Удивляло большое количество попадавшихся им навстречу цыган.