Пульс Хэзер, подстегиваемый адреналином, подскочил до бешеной скорости. Несмотря на выстрелы, что она слышала снаружи, она завопила:
— Энни! Уходи! Выйди через черный ход! — Она пригнувшись прошла мимо кресла и рискнула посмотреть на диван.
Голубой свет отражался в широко распахнутых глазах Энни, она заорала:
— Какого! Черта!
— Просто уходи!
Темноволосая женщина села, она больше не спала. Энни взяла ее за руку и дернула, поднимая на ноги. Женщина кинула взгляд на Хэзер, глаза ее были полны изумления и голубого света.
— Я присмотрю за ней, — сказала она с легким европейским акцентом.
Хэзер снова развернулась, и ее сердце подскочило к горлу. Перед ней стоял Лайонс, пистолет в его руке целился ей в голову. Данте поднялся на колени, в золотых глазах читалось ошеломление. Кровь текла из его носа и ушей, скатываясь вдоль линии челюсти.
— Достань мою сестру из Подземного мира, — приказал Лайонс, — или я пошлю Хэзер составить ей компанию.
Хэзер стиснула пальцами рукоять ножа и вонзила лезвие сквозь риппер Лайонса в ногу, лезвие прошло насквозь и вонзилось в пол… землю… под ногами. Неестественный крик вырвался из-за сжатых зубов Лайонса.
Вскакивая, Хэзер толкнула его со всей силы. Лайонс оступился, начал размахивать руками, чтобы удержать баланс, перешагивая толстые шипастые плети, вьющиеся по полу.
Данте схватил его обеими светящимися руками и сбил с ног. Голубой свет закрутился вокруг Лайонса, проходил сквозь него, излучался из его открытого рта и шокированных глаз цвета моря. Пистолет выпал из его рук в грязь и превратился в черепаху с черным панцирем, что поползла под кресло.
Хэзер попятилась от лучей света, окружающих Данте и Лайонса. Лайонс извивался, как канат или как лакричные конфеты, в руках Данте, его руки обвили тело, лицо менялось. Лайонс кричал, звук был окрашен болью и слепой яростью животного.
Энергия трещала в воздухе подобно молниям, поднимая волосы Хэзер на голове и руках. Давление нарастало внутри дома, упиралось в стены. Уши ее заложило, и она вздрогнула, шевеля челюстью. Смесь запахов озона, горящих листьев и кладбищенской грязи ударила в ноздри.
Дом содрогнулся. Зигзагообразные трещины поползли по стенам и потолку. Повалилась штукатурка. Окно в передней части дома разбилось вдребезги, осколки его превратились в мерцающих голубых кристаллических светлячков, улетевших сквозь порог в ночь.
Песнь Данте пульсировала сквозь Хэзер, темная, дикая и убитая горем, ее ритм вибрировал в ее сердце, проникал внутрь. Она смотрела на него, не могла оторвать взгляд, не хотела отрывать взгляд.
Данте закрыл глаза и задрожал. Боль промелькнула на его бледном лице. Два голубых языка пламени ударили из его ладоней; один прошел сквозь тело Афины, другой промчался по комнате, чтобы пронзить ее безликого отца.
Мертвое тело Афины заволновалось, как если бы в нем не было костей. Оно поползло сквозь голубые плетеные заросли, как растопленная ириска, вплелось в спиралевидную растянутую форму ее брата. Легкие, как пух, и горячие, как ириска, тела сплелись. Близнецы стали одним целым.
Охваченный в кольцо голубого пламени, Уэллс перелетел через куст с красными ягодами, что когда-то был диваном. Одна его тапочка зацепилась за ветку и осталась там висеть, словно потемневший на солнце лист. Он прижимал отрезанную голову к испачканной кровью груди, как ребенок в кровати прижимает плюшевую игрушку.
Уэллс объединился со своими детьми, обвиваясь вокруг и вплетаясь внутрь, его плоть была растягивающейся и эластичной. Отрубленная голова выскользнула из его рук и словно маска села на его пустое лицо. Только теперь это была голова молодой женщины с дрожащими блондинистыми волосами, упругой кожей и приоткрытым ртом.
Они поднялись в воздух, купаясь в холодном голубом огне, трехликий комок плоти. Руки и ноги тянулись следом пернатыми хвостами. Глаза блестели на триедином существе со сплетенным телом. Вращающиеся рты хором пели: «Триединая…»
Одна из толстых балок на потолке сломалась и пронзила крышу. Огромный кусок штукатурки упал на пол в шаге от Хэзер.
Дом продолжал трястись и содрогаться. С громким треском кусок другой потолочной балки и часть потолка обрушились на диван.
Хэзер вскочила, пол под ней сотрясался и шел волнами.
Глаза Данте открылись, узнавание мелькнуло в его взгляде.
— Catin, — сказал он шепотом, полным страдания. Голубые языки пламени, горящие вокруг него, исчезли, словно погашенное ветром пламя свечи.
— Триединаясвятаятроицатриединаясвятаятроицасвятаясвятаясвятая… — пело триединое существо свой многоголосый гимн, быстро скользя в сторону темного коридора.