Несвязанный. Необученный. Склонный к безумию.
Может ли он доверять Лилит? Но еще более темная мысль бесконечно крутилась в его голове: У меня есть выбор? Если выбирать между Габриэлем и Лилит, он бы предпочел Лилит. Габриэль сделал все, что было в его силах, чтобы держать Яхве в заблуждении. Превращал слова Яхве людям во что-то ужасное.
Он не мог защитить Данте, будучи подвешенным на дне Шеола, его крылья связаны. И, как будто подчеркивая эту мысль, внезапно песнь зашептала в сердце Люсьена, дикая, чистая и парящая, которая заморозила его нутро. Песнь хаоса Данте. Песнь тут же исчезла, и боль коротко прошлась по щитам Люсьена.
Лилит наклонила голову с вопросительным выражением лица.
— Что-то не так?
Облегчение нахлынуло на Люсьена.
— Помимо того, что я вишу здесь связанный?
Она не услышала песнь. Возможно, только он услышал из-за связи с Данте.
Легкая улыбка коснулась губ Лилит.
— Да, помимо этого. — Она встретилась с ним взглядом. — Я поняла, почему ты так яростно боролся за Яхве. Ты был его calon-cyfaill. Но почему ты так яростно борешься за этого Создателя?
— Что тебе дало то, что ты открыла мое имя Габриэлю?
Крылья Лилит затрепыхались.
— Я предложила его, чтобы войти в доверие. Я хотела, чтобы он поверил, что единственной причиной, по которой я сражалась на твоей стороне, — было предать тебя. Как ты однажды предал меня.
— Да, я предал, — мягко согласился Люсьен.
Сморгнув, она отвела взгляд.
— Ты когда-нибудь сожалел об этом?
— Да, всегда.
Лилит посмотрела на него. Эмоции плясали на ее лице — возмущение, печаль, задетая гордость, — но ее искрящийся золотом фиалковый взгляд был тверд.
— И сейчас?
— Мы начинаем все заново.
— После тысяч лет?
— Безусловно. Что нам еще делать? Мы оба изменились.
Люсьен долгое время внимательно смотрел на Лилит, вспоминая то доверие, которое у них когда-то было, вспоминая их любовь и ее медовые поцелуи. Но еще он вспомнил ее амбиции. Возможно, амбиции можно использовать. Так же, как и воспоминания любви.
— Его зовут Данте, рожденный вампиром, — сказал Люсьен. — Ему двадцать три года. И он не понимает, кем является.
Глаза Лилит расширились.
— Он еще ребенок! Как ты мог оставить его одного? — она нахмурилась.
— Ты сказал рожденный вампиром? Fola Fior? Но как он может быть Создателем?
— Он мой сын, — сказал Люсьен тихо.
Глава 18
Замолчавшие навсегда
Сиэтл, Вашингтон
22–23 марта
Энни наконец-то заснула, свернувшись на левом боку. Она спала так всегда, с самого детства. Нагнувшись, Хэзер убрала голубой локон с лица сестры. Воспоминание о старом обещании — все такое же яркое, как в ночь, когда она его дала — проигрывалось в голове.
Крошка-Энни в своей пижаме с феей Динь-Динь, держа в руке плюшевого кролика, стоит на пороге комнаты Хэзер. Она трет глаза кулачком. Спутанные рыжевато-блондинистые кудряшки обрамляют пухлое детское личико. Мама и Папа опять орут друг на друга, их яростные оскорбления и крики словно сдирают кожу.
— Иди сюда, — шепчет Хэзер, поднимая одеяло.
Энни забирается в кровать и сворачивается рядом калачиком.
— Мне страшно, — говорит она.
Хэзер укрывает их обеих одеялом.
— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — обещает она, несмотря на то что тоже боится. Но Крошка-Энни ее маленькая сестренка, как и Кевин — маленький братишка, и она будет всегда о них заботиться, что бы ни произошло.
Крошка-Энни прижимается сильнее, ее плюшевый кролик расплющивается между ними. Ее глаза закрываются.
— Спи крепко, — прошептала Хэзер. Вопреки своему обещанию, она не смогла предотвратить все беды, что случились с сестрой в течение последующих лет.
Казалось, что когда мама умерла, то укоренилась внутри Энни, оставила в ней часть себя, темную, горькую и разрушающую часть, которая противилась всем попыткам ее изгнать.
Возможно, если Энни продолжит принимать лекарства.
Хэзер вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Прошла в кухню и поставила вариться кофе. Пока он капал в кофейник, она прислонилась к барной стойке и потерла лицо обеими руками. Накатило бессилие — посещения места убийства матери, встречи с Родригезом и Ратгерс, с отцом, а затем с Данте и Энни — а день еще не закончился.