Вагиф высказал сожаление, что не повидался с этим, как говорят, увлекательным собеседником.
— Он красноречив, это верно, — деликатно заметил Мирза Алимамед, — однако, по мнению вашего покорного слуги, у этого щедрого на слово молодого человека имеется один весьма существенный недостаток: он то и дело призывает собеседника к мятежу. Хан проявляет великое терпение, все грехи Юсуфа Амина объясняя горячностью молодости.
— Да, — согласился с Мирзой Алимамедом Охан. — Великое терпение и благородство. А человек этот весьма опасен. Родом он из Хамадана, учился в Лондоне, потом связался с какими–то негодяями, они его и подбили… Поезжай, мол, на родину, собирай вокруг себя армян, учи, чтоб били басурман, а в случае чего мы поможем. Вот он и начал. Побывал в Дагестане, в Тифлисе, здесь у нас поразнюхал… у армянских купцов денег пытался раздобыть… В Учкильсе наведался к патриарху, а тот, безмозглый, благословение ему дал… Однако дальше дело не пошло. Потыркался туда–сюда, видит, плохи дела — в Индию подался…
— Мы были осведомлены о том, что Юсиф Амин прибыл сюда, чтобы сеять смуту, — с обычной своей мягкостью заметил Мирза Алимамед. — Он ведь и к Ираклию ездил — только не столковались они… По поручению хана я встречался с этим… молодым человеком. Он мне все свои мысли высказал. За моей, говорит, спиной не кто–нибудь, сам английский король стоит. И если его пушки грянут, земля разверзнется. Нашпиговали они его крепко!..
— Безумцы! — взволнованно прервал его Охан. — Они не понимают самого главного! Нельзя ради выгоды английского короля причинять зло соседям, с которыми мы живем бок о бок со времен Ноя! Он будет угождать королям и падишахам, а народ ни за что ни про что погибать должен? В жарком пламени и сырое полено горит!..
Священник умолк, губы его дрожали. Он терял самообладание всякий раз, когда речь заходила о преступных замыслах авантюристов, сеящих вражду между армянами и азербайджанцами. Только сунув в ноздрю добрую щепоть нюхательного табака, священник немножко поостыл.
— Он пробовал заигрывать с ханом, — продолжал Мирза Алимамед. — Мы понимали, что это враг и враг опасный, однако, когда Юсуф Амин прибыл, хан его принял. Мы думали: не вернуться Юсуфу живым. Но нет, ничего. «Гость неприкосновенен». Хан даже коня ему пожаловал…
— Чтоб им всем подарки боком вышли! — пробормотал Охан, и у него опять задрожали губы…
8
Во времена ханов в Шуше плохо было с водой. В городе несколько колодцев, при них всегда стояли сторожа и в строгой очередности выдавали воду населению. Воду эту использовали только для питья и приготовления пищи, стирать же ходили на речку. Кроме городских колодцев, в махалле Чухру был еще источник Мехралы–бек, но вода в нем была солоноватая.
Вот как–то раз одна семья расположилась на берегу Дашалты, чтобы заняться стиркой. Дочка, девушка лет шестнадцати, пошла вниз по реке — набрать хворосту для костра.
Неожиданно навстречу ей выехал из леса красивый смуглый парень. Он подъехал ближе, придержал коня и спросил с улыбкой, тыльной стороной ладони поглаживая тонкие усики:
— Ты откуда взялась, красавица?
Девушка обмерла, зардевшись как маков цвет. Не смея поднять глаза, глядела она на вдетые в стремена запыленные башмаки и черные обмотки вокруг ног.
— Ты чья же будешь? — снова спросил всадник.
— Дочь позументщика Кязыма, — чуть слышно промолвила девушка.
Парень окинул ее оценивающим взглядом: выбившиеся из под платка завитки черных волос приникали к нежным, как лепестки розы, пылающим щекам; крепко прижимая к груди охапку хвороста, девушка трепетала, как диковинная птица.
Не долго думая, парень в черных обмотках направился к ее родителям. Поздоровался, ему приветливо ответили.
— Не примите ли гостя? — начиная разговор, обратился парень к Кязыму; тот сидел на траве, сложив ноги калачиком.
— Гость — посланец аллаха! — приподымаясь, ответил Кязым.
Парень спрыгнул с коня, вынул у него изо рта удила, отпустил подпругу — чтобы пасся. Подсел к расстеленной на траве скатерти. Женщина в яшмаке принесла угощение. Парень ел, посматривая на хозяев, разговорился… Спросил, между прочим, как идут дела в крепости.
— Спасибо, сынок, вроде все по–прежнему. Разве что про гачага Сафара уж больно много судачат…
— И что ж о нем говорят?
— Да толкуют, будто он смельчак и совестливый парень. Народ защищает. Один пройдоха сиротское добро прикарманить хотел, так Сафар, говорят, встретил его да и постращал хорошенько. В тот же день хапуга все вернул, до последней ниточки!..