Девушка печально взглянула на простодушную женщину; Назлы была предана ей всем сердцем, но разве она могла понять муки любви?
— Няня! Расскажи что–нибудь… Только не сказку, а что–нибудь такое… что было на самом деле. О себе расскажи!
— Есть о чем толковать! Да что для тебя в моей жизни интересного?
Агабегим улыбнулась.
— Ну, няня! Ты расскажи, как подрастала… Как замуж выходила.
Улыбка чуть тронула губы Назлы.
— Замуж? Да как выходила?.. Как все выходят. Ходила каждый вечер за водой на родник, один раз пастуха повстречала, сидит себе у воды, на свирели наигрывает… Вижу, уставился он на меня, прямо глаз не сводит. Ну, а мне ни к чему… Пришла, дела домашние справила, спать улеглась. А пастух после того раза как начал к нашему забору ходить, каждый вечер наведывался, все на свирели играл… Я уж, бывало, лягу, а он все заливается… «Вот, думаю, бесстыдник, — и чего ему неймется — до полуночи под забором торчит!..»
— Какая же ты счастливая была, няня! — воскликнула Агабегим. — Как бы я хотела быть на твоем месте!
— Не приведи аллах! Да чего тут хорошего, доченька — чабан бесстыдный повадился!.. А ты сама что стала бы делать на моем месте?
— На твоем месте?! Да я прижалась бы к тому плетню и плакала бы там до утра!..
— Вот уж придумала!.. — Назлы с удивлением поглядела на девушку.
Та печально улыбнулась в ответ.
— Ну, а что ж дальше было, няня?
— Что дальше? Пришли какие–то люди… Сватать меня стали. Я им вроде понравилась. Потом свадьба была. На свадьбе я жениха своего и увидела: так и есть, тот самый чабан!..
— А ты счастлива была, няня? Радовалась?.. Или плакала?
— А что ж радоваться–то? Пришел мой срок замуж идти, значит надо идти. Понятное дело, плакала… Так уж заведено: девушка всегда плачет, когда с родительским домом расстается.
— Нет, няня, не понимаешь ты меня! Никогда не поймешь. Как пришла ты в этот мир вслепую, так и уйдешь незрячей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Когда Аллахкулу зашел к соседу, тот вместе с ребятишками сидел возле кюрсю, которое сооружено было из столика на коротких ножках, поставленного посреди комнаты над очагом; в очаге тлели угли; сверху столик накрыт был одеялом, а вокруг него разложены подушки.
Кязым лежал на подушках, до подбородка натянув одеяло; видна была только голова. Телли и Гюльназ сидели поодаль, чесали шерсть. Жена Кязыма пряла. За окном белели сугробы снега.
Аллахкулу подышал на руки, снял возле двери покрытые снегом башмаки, поздоровался и присел к кюрсю. Здесь было жарко, как в бане. Аллахкулу протянул ноги к самому очагу и стал согревать застывшие руки.
— Ну и мороз сегодня — камни трескаются!..
— Если бы только камни… — Кязым печально покачал головой. — Сердце человеческое не выдерживает? Сиди, жди! А до каких пор? До каких пор мне без дела сидеть? Сколько шелка, сколько хлопка погибло — где их теперь взять?!
— Да-а, — протянул Аллахкулу. — Если б все по порядку, землепашец хлопок бы сеял, шелковод разводил бы тутовых шелкопрядов… А сейчас? Все порушено, никто не знает, доживет ли до завтрашнего утра… — Аллахкулу помолчал и сказал с сердцем: — А чего русское войско к нам не идет — в нем только, видно, наше спасение!
Кязым усмехнулся.
— Один раз Молла Насреддин взял да пустил слух, будто за горами арбузы раздают — по мешку на брата. Ну народ похватал мешки и — туда, за горы. А Молла видит, уж больно ретиво все мешки хватают, взяло его сомнение — может и вправду дают? Чего же арбузам пропадать? Хвать сам мешок да вдогонку за односельчанами… Вот и ты, смотрю я, за мешок хватаешься, а ведь арбузов–то никто пока не видал!..
— А, мой арбуз давно сгнил!
Аллахкулу взял с кюрсю щепоть жареной кукурузы, бросил в рот и опять стал греть руки.
Прибежал старший мальчик Кязыма — из школы пришел на перерыв. Взял из стоявшей в углу кадки кусок чурека, подсел к кюрсю.
— Отец, молла плату требует, говорит, мы два месяца уже не давали…
— Твой молла совсем очумел! Знает ведь, что нечем нам платить!..
Мальчик насупился.
— А как я… при ребятах скажу, что платить нечем? — пробормотал он, пережевывая черствый чурек.
— А велик ли долг–то? — полюбопытствовал Аллахкулу.
— Да пять двугривенных, чтоб ему!.. — злобно бросил Кязым.
— Ха, и из–за такой малости парня в краску вгонять!..
Аллахкулу завозился, доставая кошелек. Парнишка оживился, взглянул на монетки, которые сосед положил на кюрсю, кинул вопросительный взгляд на отца, потом схватил деньги и бросился к двери.