Кончался последний месяц весны. Прошли дожди, отгремели грозы, все вокруг зеленело. Узнав, что любимый ее приехал, Агабегим только и искала случая увидеть его. Не находя покоя, девушка весь день бродила по саду…
И вот однажды она стояла против башни, обращенной в сторону Аскерана.
— Няня! — Агабегим поднесла к лицу белый тюльпан. — Завидую я тебе — до чего же ты крепко спишь!..
Счастливый человек!..
Назлы улыбнулась.
— А чего ж мне не спать–то, доченька? Совесть моя чиста…
Агабегим грустно взглянула на нее.
— Ах, — сказала она, — я раньше тоже спала… А теперь до утра глаз сомкнуть не могу. Лежу, грущу, разговариваю со звездами… Сама не знаю, что со мной творится!
— Доченька, — встревожилась Назлы, услышав слезы в ее голосе. — Что ж это с тобой приключилось? Не иначе сглазили тебя!..
Она обняла девушку, стала утешать:
— Ты уж как–нибудь поспокойней… Не все близко к сердцу принимай… Ума не приложу, что с тобой такое! Может, вечером кипятку на землю плеснула, крылышки ангелу обожгла, вот он и рассердился, наказывает тебя…
— Нет, няня. Это в сердце у меня ангел поселился, крылья у него обгорели в пламени чувств, и от стонов его нет мне покоя ни днем ни ночью…
Назлы недоуменно глядела в залитые слезами глаза девушки, не в силах понять, о каком это ангеле она толкует.
— Не пойму что–то, хорошая ты моя… Не слышала я, чтоб ангел в сердце человеческом поселялся. Вот на плече у каждого человека сидит по ангелу, все его добрые и злые дела записывает, а в судный день по записям этим наказание определять будут. А вот чтоб в сердце… Это как же выходит?
Агабегим не могла не улыбнуться ее простодушию.
— Няня! — сказала она. — Ты счастлива, что не знаешь о нем, что он не погубил твоего сердца! Но если бы ты могла понять, как он прекрасен, тот ангел, что терзает меня!.. И как сладостны, как чудесны эти муки!..
Назлы слушала странные ее речи, не в силах ничего понять. И вдруг послышались шаги. Агабегим встрепенулась, как вспугнутая птица:
— Ты, Мамед?! — воскликнула она и замерла.
Мамед–бек остановился в недоумении, потом вгляделся и обрадованно воскликнул:
— Амикызы! Боже, как ты повзрослела! А похорошела–то как!.. — он протянул ей руку. Девушка молчала, не смея поднять глаза, вся пунцовая от смущения; юная, только что расцветшая грудь вздрагивала под белой шелковой кофточкой, выдавая внутренний трепет.
— Ну как ты тут, все хорошо?
Девушка подняла глаза и, встретясь с его восторженным взглядом, тотчас вновь опустила их.
— Спасибо, — потупившись, сказала она. — У меня все хорошо. Только вот ты редко вспоминаешь!
Откровенность девушки и горечь ее слов тронули Мамед–бека. Он молча оглядел Агабегим: она была нежна и прекрасна, как цветок, что держала в руках…
— Ты права, амикызы… — Мамед–бек вздохнул. Слова упрека, произнесенные нежными девичьими устами, проникли ему в самое сердце. — Но если бы ты знала, нескладно все у меня получилось в жизни!..
— А почему, Мамед? — несколько осмелев, спросила она. Улыбнулась и, лаская его взглядом, заглянула прямо в глаза. — Кто в этом виноват?
— Только я. Если б знать, где упадешь…
— А как там у вас в Кягризли? Как чувствуют себя Хуру–ханум, Айшабегим?
Мамед–бек понял намек, порозовел…
— Они молятся за тебя. Целуют твои руки…
Назлы, в сторонке наблюдавшая за Агабегим, только дивилась, с чего это так повеселела ее доченька.
— Няня! — Агабегим вдруг обернулась к ней. — Принеси мне воды, пить хочется…
Назлы заторопилась к дому.
Кокетливо потупившись, Агабегим оторвала губами лепесток и сказала, не глядя на Мамед–бека:
— Скажи, тебе никогда не приходит в голову, что у тебя есть амикызы и что она, словно пойманная птица, с утра до ночи тоскует здесь, под этими деревьями?!
— Ах, Бегим, знала бы ты, что творится сейчас на свете!.. Не сегодня–завтра шах перейдет Аракс!..
— Да пропади они пропадом: и шах и Аракс! — гневно воскликнула девушка. — Знать ничего не хочу! Просто ты забыл меня и все!
Мамед–бек засмеялся. Что он мог ответить на это?..
Агабегим подошла совсем близко, протянула руку к его кинжалу.
— Тебе смешно… — сказала она, трогая позолоченную рукоятку. — А я!.. А каково мне!..
Девушка закрыла руками глаза и горько заплакала. Слезы лились по щекам.