— Да нет, я хотела узнать, как ты сюда попала?! Тебя здесь быть не должно!
— Извините, — я снова пожалела, что забрела в комнату к толстухе. — Я пойду.
— Нет, стой! — толстуха забарабанила ладонью по столу. — Мама, мама!
Из соседней комнаты выскочила совершенно седая, сухопарая женщина и обеспокоенно захлопотала над дочерью.
— Что, милая, что?!
— Кресло!
Женщина выкатила из-за угла допотопную коляску для инвалидов с широкими колёсами и принялась усаживать туда свою крикливую дочь. Я хотела помочь, но меня отстранили.
— Мы уж сами, — сухопарая женщина сурово взглянула на меня из-под очков. — А вы кто будете? Подруга Катерины? Однако… отчего же вы не с гостями?
Мать и дочь переглянулись и неожиданно рассмеялись. Смех их был безрадостным, но содержал известную долю злорадства и, похоже, что по отношению ко мне.
— Что не так? — я насупилась.
— Не обижайтесь, деточка, — седовласая женщина вытерла выступившие слёзы. — На самом деле Яков Петрович любит гостей, особенно подруг Катеньки, но вас она не решилась предложить своему папе, видно решила, что ты слишком э-э-э…
— Страшная, — с удовольствием заключила толстуха, и они с мамой снова весело рассмеялись.
— А вас не зовут по той же причине? — не удержалась я от вопроса.
Подбородок старухи задрожал, и на глаза навернулись, нет, прямо-таки брызнули крупные слёзы. Ну, что мне стоило сдержаться?!
— Да что ты знаешь о нас?! Я была первая красавица в этом городе! Первая! В женихах копалась, как в сору. Яшка тогда был никто, племянник нашего бухгалтера. А мой отец банки по всей России держал. Всё национализировали! Яшка — красноармеец сопливый, в ногах у меня валялся, замуж звал. Я думала — любовь!
— Скажи уж сразу, женихи разбежались, как только закончился период НЭПа и дедушкины банки национализировали, — насмешливо прокомментировала толстуха.
Старуха неожиданно улыбнулась и согласно кивнула седой головой.
— Верно, дочка. Всё так. Были женихи — и нет их. Жаль, что Яшка, подлец, вместе со всеми не сгинул. Всю жизнь меня пытал, где отец свои сокровища зарыл.
Мать и дочь снова рассмеялись.
— А были сокровища?
— Откуда?! — старуха обречённо махнула рукой. — Отец, как и многие тогда, не верил, что его имущество просто отберут. Без насилия, нападения и жертв. В одно не слишком прекрасное утро он пришёл в свой рабочий кабинет в банк, на Московской улице, а ему сообщили, что этот банк и две других банка в столице и завод в провинции, всё это теперь народное достояние и любезно предложили место управляющего в одном из банков.
— А он что?
— Он? Поступил так же, как поступают все мужчины. Застрелился. Оставил записку, что не потерпит бесчестья и потому уходит из жизни. Мужчины! — углы её рта скривились. — Они говорят о чести в то время, как их обнищавшие дети вынуждены идти на панель или выйти замуж за пройдоху Яшку, что, как показала жизнь, практически одно и то же.
За дверью послышались шум и возня. Мать и дочь прислушались. Заключение вынесла толстуха:
— Опять Катька бузит. Она хотела зельем Софку потравить, чтобы та ребёнка скинула, да что-то у неё не срослось, вот и бесится.
Собственные слова ей показались до ужаса смешными, и они снова покатились со смеху. Я поспешила откланяться и вернуться во флигель до прихода Катерины. Не хотелось ей рассказывать о своём знакомстве. Но едва я открыла дверь, как планы мои изменились. В зале стояли клубы чёрного дыма. Дым проникал отовсюду, забивая лёгкие, так что сразу стало трудно дышать.
— Пожар!
Я побежала по залу, стремясь покинуть третий этаж, и тут же вернулась назад. Старухе не справиться одной с тяжёлой коляской.
— Беги! — толстуха замахала на меня тучными руками. — Беги, спасайся! Ты должна выбраться!
За моей спиной раздались крики. Я бросилась на них. Языки пламени уже охватили крытую галерею, и по ней металась тонкая фигура Катерины.
— Гори всё синим пламенем! Гори проклятый дом!
Я бросилась к ней, но перегоревшие доски под моим телом рухнули, и я упала прямо в бушующий огонь.
Глава 29
Лежать было неудобно. Подушка под моей головой приобрела твёрдость камня, и затылок нестерпимо заныл. Собираясь принять более удобную позу, я открыла глаза, и тот час вскочила на ноги. Я вовсе не лежала в постели. Я стояла во дворе дома генерала Зотова. Сосны мелодично шумели над моей головой. Нигде не было и следа от пожара.
Дворник Михалыч отбросил свою метлу и рысью побежал к подъехавшей «Волге».
— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — от звука знакомого голоса я вздрогнула.
— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
— Что, Николай? Дома?
— Дома…
Я заткнула уши.
Просидела я под сосной довольно долго, пока из чёрного хода, что был прямо напротив меня не выбежала круглолица девчонка с двумя тонкими косичками. Лицо её было красно, а на шее наливались здоровенные синяки.
— Настя!
Девчонка вздрогнула и остановилась.
— Чего тебе? Кто такая?
Лицо девочки мне показалось знакомым. Не знакомым со вчерашнего дня, а так, будто я знаю её, очень давно.
— Никто. Я к Катерине пришла. Да, говорят, она больна.
— Катька?! — Настя фыркнула. — Да она сумасшедшая. Не ходи ты к ней, греха не оберёшься.
Я дотронулась до её шеи.
— Это она тебя так?
— Она, кто ж ещё, — буркнула Настасья.
— А зачем ты к ней ходишь? Зачем дружишь с ней?
Настасья передёрнула плечами и сурово, совсем по-взрослому проговорила:
— Не дружу я. У нас с ней одна беда.
— Какая?
— А вот это не твоё дело! — отрезала Настя. Она независимо крутанулась на пятке и перемахнула на улицу через забор, игнорируя калитку.
С другого конца двора Михалыч потрясал своей метлой.
— Ишь, сволота! Я тя научу через дверь ходить, так и норовит по забору лазать!
В его голосе не было злости, ворчал он скорее «для порядку».
Я кивнула Михалычу, как старому знакомому.
— Здравствуйте! Дома ли Катерина?
— Дома, где ж ей быть?
— Ну, может к друзьям ушла? Или учиться… Она ведь учится?
Михалыч глянул на меня с подозрением.
— Ты чья будешь-то?
— Я к Катерине пришла. Мы недавно познакомились, и она пригласила меня в гости.
— Где познакомились? — въедливо спросил Михалыч.
— Здесь, — простодушно ответила я. — Меня подруга привела. Маша. Катерина пригласила заходить ещё. Вот я и пришла.
— Пришла, так и ступай, — Михалыч махнул рукой в сторону дома и принялся ожесточённо мести двор.
Я пожала плечами и направилась к двери. Прямо в узком коридоре столкнулась с Софьей.
— Ты кто?
— Медсестра, — правдиво ответила я. — Я к Катерине.
Как я и рассчитывала, Софья не удивилась, только спросила:
— А Олимпиада Игоревна где?
— Заболела, — я пожала плечами. — Я, правда, в гинекологии работаю, с беременными, но укол сделать смогу. Покажете, где комната Катерины?
— С беременными? — не слушая вопроса, переспросила Софья. — Ой, а можно вас ненадолго?
— Конечно, — я улыбнулась так лучезарно, как только могла.
Комната Софьи располагалась на первом этаже, рядом с кухней и столовой. Расположение её было не очень удобным для проживания, но безупречным для наблюдения за домом. Битых три часа я выслушивала жалобы на недомогание и давала многочисленные советы, которые Софья тщательно записывала в тетрадь. Мне отроду не доводилось общаться с беременными, но я не опасалась дать неверный совет. Бедняжке Софье и её, не рождённому малышу, оставалось жить от силы два-три часа, какая уж тут разница, будет она их выполнять или нет?
Софья спохватилась, когда часы пробили пять.
— Ой, к нам гости сейчас прибудут, а я ещё вас и не расспросила, как следует!