Кирилл перехватил Женю и усадил её обратно на диван.
— Видишь ли, генерал, — Тяжин говорил, смакуя каждое слово, — Я, конечно могу повлиять на свою жену, как муж. Но, как военный… — Тяжин пожал плечами, — Извини. Она вне моего подчинения. Да и потом, как я могу запретить матери защищать своих детей? — он подождал секунд десять, пока Ведьмак переварит его слова и продолжил, — А я тебе говорил, что с моей семьёй шутить е надо. Вот, теперь, сам решай, как выпутаться. Теперь всё от тебя зависит.
Ведьмак опустил голову. Он понимал, что Тяжин его просто убьёт, если что-то случится с детьми. Он также понимал, что его повесят в Раменском. «Ну, так это когда ещё будет? Все мы смертны. И я умру… Хотелось бы, конечно попозже… А для этого Китяжу нужно отдать детей…»
— Точно, — кивнул Тяжин, — Отдай. Дольше проживёшь?
— Что, прости? — переспросил Поспелов, — Я что-то сказал?
— Нет, — Кирилл наклонился к Ведьмаку и загадочно шепнул, — Зато подумал…
* * *Рита Милованова, она же Мадлен, была девочкой молодой. Ей было всего двадцать два года. В два года она попала в детский дом, потому что её мать, в пьяном угаре зарезала спящего отца, а потом и её старшего брата. Ему было восемь. До Риты она не добралась. Споткнулась по дороге, да и на нож налетела. Это было самое яркое воспоминание о детстве.
Даже когда Рита выросла, по ночам ей снился бесноватый взгляд матери. И она просыпалась и плакала в подушку. Когда в интернате, лет в двенадцать старшие мальчишки принесли портвейн, пить она категорически отказалась. Она вообще дала себе клятву — не пить! Но её спрашивать никто не стал. Не умеешь — научим. Не хочешь — заставим. Заставили.
То, что было потом, было вторым, самым ярким воспоминанием в детстве. Она проплакала неделю. А потом взяла спортивную форму и пошла в ближайший ФОК.
— Я хочу заниматься самбо, — сурово сказала она бабушке — вахтёрше.
— Внученька, тебе танцами надо заниматься. Балетом. Ты такая худенькая.
— Балет оставим для кого-нибудь другого, — также сурово, по — взрослому продолжила Рита, — У вас есть секция самбо или мне идти в другое место?
— Есть, — расстроено кивнула бабушка и, выйдя из-за столика, взяла маленькую Риту за руку и повела в зал, где тренировались борцы.
И это было третье её воспоминание. Бабушка Вера, так звали вахтёршу, вела её, как собственную внучку. Рите так захотелось прижаться к ней, как к родной, но она понимала, что нельзя. И, сдерживая слёзы, шла за этим пожилым и чужим ей человеком.
Тренер по самбо был огромным, как ей тогда показалось, дядькой, с суровым голосом и изрядно помятым носом и ушами.
— Ты откуда? — сухо спросил он.
— Из детдома.
— И почему ты решила, что я тебя буду тренировать?
— Потому что мне больше некуда идти… — и Рита заплакала.
— Значит так, — грозно сказал тренер, — Денег от тебя всё равно не дождёшься, поэтому тренировать тебя, в том смысле, в котором ты думаешь, я не буду…
— Но, я…
— Но, я позволю тебе посещать мои тренировки… А вечером, я буду проверять, усвоила ли ты то, что видела на тренировках. Покажешь результат через два месяца — возьму в специальную девичью группу… Экспериментальную.
— А почему в экспериментальную? — удивилась Рита.
— Ну… Ты же сирота… — тренер прищурился, — покажешь результат — попадёшь в лагерь, типа спортивной спецшколы. Только там тренировок больше и кормят получше. А учат — вообще великолепно! Говорить будешь на трёх языках, танцевать вальс, и подмечать то, что нужно…
— Там готовят шпионов? — Рита удивлённо подняла бровь. От её слов тренер поменялся в лице.
— Жду тебя завтра. Сделаешь уроки и сразу сюда… Поняла? — Рита кивнула, — А сейчас… Зайди ко мне в раздевалку. Там в столе, во втором ящике, лежит сумка. В ней чай в термосе и бутерброды с копчёной колбасой. Перекуси и дуй в интернат, — он развернул её за плечи и, по отечески, хлопнул её по попе, направив в сторону раздевалки… — И помни, быстрый путь не всегда самый лёгкий и правильный.
Войдя в раздевалку, Рита осмотрелась. Стол, спортивная лавка, диван, два кресла и два шкафа, один из которых, со стеклянными дверцами. В нём-то Рита и увидела награды, кубки, грамоты. Их очень хотелось потрогать, посмотреть, почитать, но желудок, услыхав о бутербродах с копчёной колбасой, вкус которой ей был неведом и горячим чаем, требовал немедленно подать ему то, что обещали.