— Ты вся дрожишь. Что с тобой?
— А то ты не знаешь!
Глеб смутился.
— Прости, я был не прав.
— В чём именно?
— Во всём, — Глеб сделал паузу. — Это всё из-за меня. Если бы я не психовал по пустякам и больше общался с Сергеем, тогда этого кошмара точно бы не случилось. Я не только про трагедию, но и про всё остальное. Ты понимаешь.
Глеб замолчал.
Марина, хоть убей, не знала, что ответить мужу. Рассудок помутнел. Хотелось просто заснуть и больше не просыпаться.
— Знаешь, — снова заговорил Глеб откуда-то издалека, — у меня такое ощущение, что я приехал на похороны не родного брата, а незнакомого мне человека. Даже эти — не знаю, как их и обозвать — знают о жизни Сергея в разы больше моего.
Марина до крови закусила нижнюю губу: так, хорошо, сейчас тварь насытится и уберётся прочь, тогда настанет ясность, непременно настанет, ведь не может же лекарство настолько сильно подавлять волю и чувства!
И впрямь полегчало: дурман нехотя отступил.
— Хватит сопли распускать, — Марина обернулась, уставилась на мужа мутным взором. — Твой брат сам всё это затеял, и не тебе винить себя в его смерти.
— Но ведь…
— У тебя растут сестра и брат! Ты хотя бы раз замечал, какие между ними отношения?
Глеб рассеянно развёл руками. Между пальцев заклубился туман — он наслаждался игрой: она питала его и всех остальных, что прятались в нём.
— Они ведь ненавидят друг друга. У них взаимная неприязнь, как между Исламским государством и США! — Марина задохнулась от сказанного. — Дай каждому по ножу, даже неизвестно, чем всё закончится!
«Господи, что я такое несу?..»
— Что ты такое несёшь? — озвучил её мысли Глеб.
— То, что есть! — в сердцах ответила Марина.
— Но…
— А вот «но» сейчас стоит на этом самом крыльце, и виновато-то как раз именно оно! И никто другой! Не подумай, я не про гибель Сергея сейчас.
Глеб ничего не ответил.
Марина собралась с духом.
— Тебе, быть может, не понравится то, что я сейчас скажу, но уж придётся, прости. Если кто и повинен в смерти твоего брата, так это, в первую очередь, ваша мать. Потому что она — родитель. И не важно, что там у неё на душе в данный конкретный момент, какие мысли или проблемы. Нужно уметь чувствовать эмоции собственных детей. Как бы паршиво при этом не было самому. Хм… Это что касаемо твоих душевных переживаний. А вот ещё кое-что, на засыпку: мы же с тобой, повинны в том, что наши дети скоро вырастут, и их отношения ничем не будут отличаться от тех, что существовали между тобой и Сергеем, — Марина качнулась и поспешила снова отвернуться. — Вопрос в том, во что к тому времени превратимся мы сами.
Глеб какое-то время молчал. Потом спросил:
— Ты приняла таблетки?
Марина ничего не ответила, только неопределённо качнула головой.
- Я знаю, что ты их по-прежнему пьёшь. Сегодня я целый день думал о Сергее. О жизни, о наших с ним отношениях… Мне кажется, ты не права. Мы ведь всё равно любили друг друга. Несмотря ни на что. По крайней мере, мы не ненавидели друг друга до боли в зубах — за это я могу поручиться. А, вот, на счёт родителей… возможно, ты и права.
Марина вздрогнула; в груди закололо. Таблетки больше не действовали, причём она не могла сказать, почему так. Действие лекарства не могло пройти так скоро! Нет, нет и ещё раз нет! Всё дело в крови, и в НЁМ.
«ЕМУ нужна эта беседа».
— Ты, наверное, не понимаешь, к чему я всё это, — продолжил Глеб. — Наши дети любят друг друга. Просто… Просто должно что-то произойти. Что-то такое, что разобьёт скорлупу и сблизит их, — к сожалению, мы с Сергеем так и не преодолели этого. Может быть, и они сами должны сделать для себя какие-то выводы, что-то решить. А, в особенности, я и ты. И это будет новый уровень. Что-то сродни инсайду или озарению.
Глеб дотронулся до изогнутой спины жены. Марина извернулась и отпрыгнула в сторону, точно дикая кошка.
— Прости, — Глеб одёрнул руку. — Я потолкую ещё кое о чём со Славиным, и мы сразу же поедем домой, — он собирался было уже идти, но остановился и добавил: — Там в кармане куртки телефон — можешь позвонить. Они наверняка уже дома.
Глеб ушёл, а Марина продолжала стоять в темноте, прижимая правую ладонь к влажному подбородку. Её душили слёзы, а лекарство по-прежнему не действовало, словно и не было этих двух проклятых капсул! Марина протяжно выдохнула, с трудом проглотила всё наболевшее, стараясь поскорее восстановить сбившийся ход мыслей.
— Всё я понимаю, — прошептала она, поплотнее укутываясь в полы куртки. — Понимаю, даже получше твоего. Только я не знаю, что с этим всем делать. Как от НЕГО избавиться?
Со стороны реки налетел пронизывающий ветер. Он принёс очередную порцию воспоминаний. Марина вспомнила, как впервые увидела ЕГО.
На следующий день после ужасной прогулки в царство мёртвых, Марину осматривал психолог. Это был седобородый дядечка с впалыми, постоянно слезящимися глазами, добродушно смотрящими из-за круглых стёклышек миниатюрного пенсне. Марине поначалу даже показалось, будто доктору и впрямь жаль не то её саму, не то мёртвую подружку, не то их обеих вместе… Хотя, беспокоило, в первую очередь, не это. Девочка боялась, что попросту не вспомнит, как всё было на самом деле. Почему-то ей казалось, что дядечка непременно станет расспрашивать её о том, что она видела, а если у неё, чего доброго, не получиться рассказать всё как есть, тогда в дело снова включится полоумная бабка.
Однако сердобольный дядечка ничего не спрашивал; он только посветил Марине в глаза маленьким фонариком, измерил пульс, после чего начал показывать странные картинки, больше похожие на кляксы от пролитых на бумагу чернил. И что самое странное: в этих самых каракулях не на шутку запуганная Марина, по словам доктора, должна была распознать что-то материальное, с чем у неё возникают ассоциации в реальности!
Марина тогда просто разревелась, а дядечка засуетился, убрал свои картинки и принялся профессионально успокаивать. Он говорил бархатным голосом, что если у Марины ничего не получается, то это вовсе не страшно, — они попробуют позже, когда она немного передохнёт и успокоится. Марина кивала головой, шмыгала носом и желала, чтобы её поскорее оставили в покое, потому что общество взрослых больше не внушало ей доверия — особенно после перенесённых побоев от бабки и вот этих самых клякс. А плакала она вовсе не от того, что ничего не увидела на показанных ей картинках, — как раз наоборот, Марина прекрасно всё увидела, и это повергло её в истинный ужас!
Марине показалось, что она видит свою голову сверху, с зачёсанной набок чёлкой и распущенными косичками. Однако это была уже не её голова. Точнее голова по-прежнему принадлежала ей, но было отчётливо видно, как в том месте, где заканчивается пробор волос, на чёрном фоне картинки проступают еле различимые не то усики, не то рожки, не то мордочка — так похожие на фрагменты насекомого. Со стороны затылка, разметавшиеся косички образовали что-то наподобие веера, и этот веер совсем изничтожил здравый рассудок Марины — она поняла, что видит сложенные крылья чудовища. Да-да, на её голове ЧТО-ТО притаилось, причём это ЧТО-ТО было невозможно увидеть просто так, со стороны. Смотреть нужно либо строго сверху, либо через вот такую картинку, которая под действием воображения, открывает доступ к сокровенному, что находится за пределами восприятия реального мира.
Остаток дня Марина проревела под одеялом, не обращая ни на кого внимания. В моменты, когда слёзы иссякали, а дыхание сбивалось настолько, что её душили сильнейшие спазмы грудной клетки, больше походившие на самые настоящие судороги, краем уха Марина слышала тихий плач родителей и жуткое бормотание повёрнутой невесть на чём бабки. Последнюю, маленькая Марина тем вечером просто возненавидела! Она заставляла себя не вслушиваться в каркающий голос старухи, которая буквально сразу же начала требовать от родителей совершения какого-то церковного обряда по изгнанию из девочки нечистого. Марина прижимала ладошки к ушам, однако спонтанное касание собственных волос порождало очередную волну отвращения по отношению к ТОМУ, что притаилось на её затылке. Реальность медленно отступала, оставляя девочку один на один с неизведанным.