Выбрать главу

– Боже правый! – воскликнул подвезший его молоденький полицейский. Щеки его раздулись, и он бросился к берегу.

Все услышали, как парня рвет в воду, с плеском принимающую содержимое его желудка. Лейтенант покосился на него с упреком.

Под светом прожекторов специалисты детально изучали место убийства. Купидо никогда не видел, как проходит эта начальная, самая кропотливая стадия расследования. «Не бывает идеального преступления, бывает лишь плохое расследование», – вспомнил он и задержал восхищенный взгляд на профессионалах; те, словно дисциплинированная колония муравьев, не пропускали ни одной мелочи, обменивались информацией, не мешали друг другу и не делали ни одного лишнего движения. Один фотографировал тело и все возможные следы, другой обрабатывал палаточный брезент порошком желто-оранжевого цвета, чтобы снять отпечатки пальцев, кто-то тянул желтую пластиковую ленту, огораживая место преступления, остальные разошлись на пару десятков метров вокруг и, вооружившись мощными фонарями, искали какой-нибудь сдвинутый с места камень или подозрительный ком земли, который потом можно будет изучить в лаборатории и определить, откуда он взялся.

Лейтенант закончил говорить с человеком в белом халате и подошел к Купидо.

– Вот, хотел, чтобы вы полюбовались. Это превращается в кошмар.

– Все, как и в прошлый раз?

– Похоже. Такой же нож, такие же раны, и обстоятельства схожие. Дело рук того же безумца.

Детектив посмотрел на голубую палатку, блестевшую в свете фонарей.

– Как она не побоялась прийти сюда после того, как здесь убили девушку?

– Она была не одна, – ответил Гальярдо. Он кивнул на парня, который сидел на камне, немного поодаль, закрыв руками лицо. Он казался совершенно отрешенным от всего происходящего, от суеты вокруг, от дюжины людей, которые неистово работали, разбуженные появлением новой крови. – Он говорит, они решили провести пару дней вдали от всех. Перед сумерками он бросил ее одну на полчаса, чтобы съездить купить батарейки, а то они могли остаться на ночь без света. Вернувшись, обнаружил все это, кровь уже перестала течь. Парень умеет оказывать первую помощь, знает, как помочь попавшим в беду в горах, но тут уже не смог ничего сделать.

– Уверены, что он говорит правду?

– Да, он не лжет. Нам все подтвердил служащий бензоколонки, продавший ему батарейки. Кроме того, на товарном чеке выбито время покупки. Не надо было ему оставлять ее одну.

– Это убийство меняет дело, – сказал Купидо.

– Да, переворачивает с ног на голову. Может быть, убийство первой девушки не было вызвано личными мотивами? Сдается мне, мы имеем дело с сумасшедшим. Или с кем-то, кто не любит заезжих посетителей.

– Да, если бы только не значок, – заметил Купидо. – Я могу поговорить с парнем?

– Конечно.

Они подошли к нему. Тот поднял голову и встал, внимательно глядя на них. Он казался скорее ошеломленным, чем опечаленным.

– Расскажи мне все с самого начала, – попросил сыщик.

– Мы решили провести несколько дней вместе, скрыться ото всех. Днем бросили все вещи в машине, здесь внизу, рядом с берегом, где хотели остановиться, и пошли вверх, к пещере с рисунками, – объяснил он. Каждая его фраза сопровождалась нервной жестикуляцией, он указывал то на палатку, то на машину, то в направлении пещер. – Вернувшись вечером, мы поставили палатку. Только тогда я сообразил, что у нас нет батареек для фонариков и мы останемся без света на всю ночь. Я решил быстро съездить в город и купить их. А ей велел присматривать за нашим барахлом, чтобы никто нас не обокрал. В конце концов, на джипе я бы управился меньше чем за полчаса. Дорогу я знал. Ей было немного страшно, и она не хотела оставаться, но я убедил ее, что бояться нечего. Надо было ее послушать. – У парня прервался голос, и он зарыдал. Купидо и лейтенант смотрели на него, сомневаясь, стоит ли продолжать с вопросами.

– Почему вы приехали именно сюда?

– Я знаком с этими местами. Был здесь уже два или три раза, и мне всегда казалось, что тут можно ото всех спрятаться.

– Вы не слышали, что недалеко от этого места чуть больше недели назад убили девушку?

– Нет, не слышали. Мне рассказали об этом только что. Знай мы, ни за что бы сюда не приехали.

– Откуда вы?

– Из Мадрида.

– Кто-нибудь еще был в курсе, что вы собираетесь сюда?

– Нет, никто. Это было нашим секретом. Дома оба наврали, что поедем с друзьями. Мы встречались только около месяца и пока не рассказывали никому о наших отношениях – еще ничего не было ясно...

Все выглядело весьма логичным. Но конечно, надо проверить, что ни он, ни девушка не были связаны с окружением Глории. Если не связаны, то, должно быть, это просто случайность. Глория погибла из-за того, что оказалась не в тот час не в том месте, как и вторая девушка. И тогда не было смысла искать среди ее знакомых. Тогда – либо это сумасшедший маньяк, либо тот, кто не хочет допустить развития туризма в заповеднике и поэтому убивает без разбора. Хотя, может, кто-то как раз и пытается направить следствие в другое русло. Купидо не переставал думать о значке.

– Вы видели кого-нибудь в течение дня, здесь или в пещерах? Вдруг столкнулись с кем-нибудь по дороге?

– Нет, здесь никого не было. От пещер, да, мы видели какую-то машину, очень далеко, но поблизости никого не видели.

Лейтенанта позвали, и Купидо пошел за ним. Во второй раз за десять дней санитары уносили труп девушки с перерезанным горлом. Понаблюдав, с какой уверенностью они действуют, детектив подумал, что не так уж много времени требуется человеку, чтобы привыкнуть к насилию.

– Либо мы его быстро схватим, либо будут новые жертвы, – сказал ему лейтенант.

– Да.

– Снова все сначала. Держу пари, что в этом случае никаких следов мы не найдем.

9

Как и каждое утро, без нескольких минут восемь он подошел к металлической двери гаража на Центральной базе. Как всегда, раньше всех. Два дежурных охранника, смотритель и кормившие зверей рабочие приходили позже. Они не хотели жить в домах, предоставленных дирекцией заповедника, и им приходилось по утрам приезжать сюда из Бреды. Правда, Молина считал, что опаздывают они не потому, что тратят много времени на дорогу, а из-за лени, которую порождает городская жизнь. Жизнь загородная, напротив, заставляла вставать рано; казалось, все эти беспокойные и шумные зверушки не выносили праздности и с утра пораньше начинали каждый на свой лад будить спящих лентяев.

Директор заповедника появлялся здесь лишь раз-два в неделю, никогда рано утром, и не потому, что его контора располагалась в городе, просто он был человеком городским, бледным, плохо приспособленным к сельской жизни и безумно боялся укусов насекомых. Поэтому теперь, когда пожарная служба парка с их вертолетом отдыхала, Молина чувствовал себя хозяином немалых владений, маленьким монархом, которому предоставлялась неограниченная власть на шесть месяцев в году – на время ветров, дождей и листопада, время, когда в лесу царило спокойствие. В эти октябрьские дни, оставшись один, он чувствовал облегчение, потому что не надо было никем командовать, да и подчиняться никому не приходилось.

Однако в то утро Молина чувствовал вялость, как никогда. Всю ночь он не сомкнул глаз, и даже секс с женой, которая уже уснула и дала отпор его грубому натиску (на что он, впрочем, не обратил особого внимания), не помог ему заснуть, хотя обычно действовал расслабляюще. Лишь на рассвете, с первыми лучами, еле просочившимися сквозь жалюзи, он наконец на несколько минут забылся перед тем, как его разбудило местное зверье.

Молина сумел пережить смерть Глории – главное, чтобы она не нарушила его интересов, привычек и внутреннего спокойствия. Но смерть второй девушки два дня назад, в День поминовения усопших, – это уже слишком. Вставив ключ в замок тяжелой гаражной двери, Молина оглянулся на лес, простиравшийся вдаль, плотный, как стена, и загадочно молчаливый, словно все живое там наблюдало за охранником, следило за каждым его движением. Ключ застрял, и, сильно надавив на него, Молина слегка оцарапал суставы пальцев. Он выругался сквозь зубы, потому что знал: такие ссадины – самые неприятные, в них легко попадает грязь, и они очень долго заживают. Егерь направился к машине, где в бардачке у него хранилась маленькая аптечка: перекись водорода, марля, бинты, аспирин и иголка с ниткой, чтобы накладывать швы. Минимальный набор, который выдавали каждому служителю заповедника после прохождения курса по оказанию первой помощи. Молина иногда накладывал швы раненым оленям, но никогда людям. Он продезинфицировал рану спиртом, прижал к ней марлю и подождал, пока перестанет кровоточить. Потом спрятал аптечку и вдруг понял, какие ассоциации вызывает у него вид крови.