— Хенде хох!
С елки упала шишка, с мягким стуком легла возле ног — только это успел отметить мозг. Немцы отпрянули друг от друга, будто в них сработали пружины, ударили из автоматов. Но прежде чем они успели скрыться за буреломом. Семин, почти не целясь, выстрелил и, падая к подножию елки, краем глаза увидел: толстый в нелепо сидящем мундире покачнулся и рухнул.
Петька лежал метрах в трех, распластавшись по-лягушачьи. Его взгляд блуждал, губы побелели, будто их вымазали мелом.
Всего полминуты назад в лесу было тихо, а сейчас трещали автоматы, пули, расщепляя кору, впивались в деревья. Точно срезанные бритвой, падали ветки, шишки барабанили по спине. Захотелось отползти, чтобы не ощущать этого, но Семин даже не пытался пошевелиться. Однако страха не испытывал. И не мог объяснить, почему.
Елка, за которой укрывался он, была толстой, надежной. Немцы палили наугад: они, видимо, не засекли, откуда выстрелил Семин. Решив воспользоваться этим, он осторожно поднял винтовку, взял на прицел щель в корнях вывороченного дерева — оттуда без передышки бил автомат, — плавно нажал на спусковой крючок. Автомат тотчас смолк, за деревьями захрустел, ломаясь под тяжестью тела, валежник. «Попал!» — Семин чуть не выкрикнул это.
На несколько секунд немцы смолкли. Потом обрушили на Андрея такой огонь, что показалось: еще немного, и елка переломится. Петька что-то сказал вполголоса и пополз в сторону.
— Куда? — прохрипел Семин.
— Соображай!
«Отвлечь на себя хочет», — догадался Андрей и взволнованно подумал, что с Петькой не пропадешь.
Гулко прозвучали винтовочные выстрелы. Снова наступила короткая пауза, после чего немцы стали палить туда, где находился Петька. Семин переполз на другое место. По автоматным очередям, наконец, определил: немцев — восемь, не считая убитых. Вспомнил про гранаты — они лежали в подсумке. Стараясь не производить шума, пополз к бурелому. Полз осторожно, чтоб и веточка не хрустнула. Нательная рубаха и гимнастерка порвались, Андрей ощущал телом прикосновение иголок, временами становилось щекотно. Вот он — бурелом. Прикинул на глазок, долетят ли гранаты. Размахнувшись, бросил одну за другой три «лимонки», как учили это делать в запасном полку. Когда пороховой дым растворился, из-за деревьев появились немцы, держа в руках носовые платки. Двое из них были ранены.
— Прикрой, — громко сказал Петька и, поднявшись во весь рост, смело направился к немцам...
5
Бойцы подоспели минут через десять, когда немцы были уже разоружены. Петька пнул ногой сваленные в кучу «шмайссеры», сказал, обращаясь к Сарыкину:
— Запасливыми оказались, дядя Игнат. У каждого по два автомата было.
Ефрейтор произнес весело:
— По медальке заработали, мальцы!
— Ну-у… — не поверил Петька.
— Точно! — подтвердил Сарыкин.
Семин был как выжатый лимон. Подгибались колени, тело казалось налитым свинцом. Пленные сбились в кучу, словно овцы. По выражению их лиц трудно было определить, о чем они думают. И вдруг Андрей перехватил злобный взгляд. Этот взгляд был быстрым, как вспышка молнии. «А ведь они могли убить нас», — подумал Андрей. Захотелось схватить автомат и...
— Чего заводишься? — осадил его Петька.
— Паразиты... они.
Петька сплюнул.
— Только сейчас допер?
Застегивая на ходу ворот гимнастерки, к ним направился Овсянин. Семин с Петькой резанули к нему навстречу строевым.
— Отставить! — сказал Овсянин, когда они начали рапортовать.
«Сейчас даст», — решил Семин.
— Всыпать вам, чертям, стоило бы! — весело проговорил Овсянин. Приподняв над головой фуражку, он провел носовым платком по взмокшим волосам и добавил: — Но победителей, как говорится, не судят... Заблудились, что ли?
— Так точно, товарищ лейтенант! — подтвердил Петька. — Когда на мины наскочили, забоялись маленько. Стали обходить и...
— «Забоялись, забоялись», — передразнил Овсянин. — Струсили, выходит?
— Ну!
Овсянин фыркнул, нахлобучил фуражку, повернулся к Андрею:
— Ты тоже струсил?
— Тоже, товарищ лейтенант.
Овсянин изобразил на лице веселый ужас.
— А еще земляк! Сказал бы, страшновато было. А то — струсил!
— Разве это не одно и то же?
— Конечно, нет.
Семин недоверчиво хмыкнул.
— Трусость и страх — разница, — объяснил Овсянин. И добавил: — А в общем, молодцы!
Ребята вытянулись, гаркнули в один голос:
— Служим Советскому Союзу!
Овсянин снова снял фуражку, обмахнулся, взглянул на Семина:
— Москву-то вспоминаешь?