Это было первое решение, принятое Кау-джером в качестве главы острова. Протесты братьев Меррит и пяти-шести их сообщников, арестованных вместе с ними, не возымели на Кау-джера никакого действия — скорейшее установление порядка на острове требовало самых решительных мер.
Однако для отправки главарей банды в Пунта-Аренас «Вель-Кьеж» не потребовался. Три дня спустя у берегов острова отдал якорь пришедший из Вальпараисо корабль, который привез необходимые строительные материалы и сотни голов скота. Чилийское правительство, заинтересованное в успехе этой попытки колонизации территории, обещало поселенцам помочь, устранив финансовые трудности. Прибывший корабль подтвердил серьезность правительственных намерений. После разгрузки судно отправилось в обратный рейс, взяв на борт изгнанных с острова мятежников.
С этого дня на острове воцарились мир и спокойствие. Жизнь понемногу налаживалась, и во всем чувствовалась твердая рука Кау-джера. Ему всячески помогали мистер Родс и еще несколько колонистов, посвятивших себя новому делу. Ценнейшую помощь оказывал боцман «Джонатана» Том Ленд, решивший в свое время остаться на острове. В том, что касается дисциплины, разницы между кораблем и колонией для него, человека смышленого и энергичного, не было, потому что капитан и глава острова — первые после Бога.
Прежде всего Кау-джер осмотрел остров. Как мы уже знаем, его центральная часть была занята плодородными землями, которые с первого же года могли давать отличные урожаи. С севера полуостров Харди был окаймлен цепью холмов, заросших густым лесом и служивших естественной преградой на пути злых ветров и масс очень холодного воздуха.
Плодородные почвы справедливо распределили между всеми поселенцами и отдали им в личную собственность. Не было и мысли об организации коллективных землевладений. Каждая семья владела своей долей, и продукты труда семьи принадлежали только ей; сообщество не могло на них претендовать.
— Видите ли, Кау-джер, — рассуждал Том Ленд, когда они в очередной раз делали обход побережья от Ложного Горна до мыса Ру, — если я откладываю заработанные деньги, то не для того, чтобы мой сосед, проевший свои, еще бы и выпил за мой счет! То, что я заработал, и то, что я сэкономил, должно принадлежать мне, иначе я брошу работать и пойду побираться. Те, кто со мной не согласны, ничего не понимают в практичности и справедливости; таких, по-моему, надо запирать в трюме!
После раздела территорий между Магелланией и Патагонией республики по-разному подошли к обустройству своих земель. Аргентинские чиновники, плохо знавшие эти края, отдавали в концессию огромные участки, раскинувшиеся на десять-двенадцать лье; когда же речь шла о лесах, где на один гектар приходилось до четырех тысяч стволов, легко вообразить, сколько надо было времени на их разработку, чтобы производить по двести тысяч кубических футов древесины в год. Пахотные земли и пастбища, слишком щедро разбазаренные, требовали привлечения огромного количества рабочей силы и инвентаря. Но и это еще не все. Буэнос-Айрес поставил аргентинских колонистов в невыгодное финансовое положение: сначала товар необходимо было привезти на таможню, которая находилась в полутора тысячах миль от Магеллании, и только после этого составлялась таможенная декларация. Времени на это уходило очень много — корабль возвращался домой лишь спустя полгода. При этом надо было платить пошлины за каждый день хранения груза в порту! Вот и получилось, что — как говорили экономисты — Буэнос-Айресу иметь дело с Огненной Землей было столь же трудно, как с Китаем и Японией.
Совсем по-другому действовало чилийское правительство. Все началось, как мы знаем, с образования города Пунта-Аренас, порт которого был объявлен свободным. Из разных стран потянулись сюда корабли с наилучшими товарами. Даже товары из аргентинской Магеллании стекались в Пунта-Аренас, где английские и чилийские торговые дома открыли свои процветающие филиалы.
Все это Кау-джер хорошо знал. Странствуя по островам Магеллании, он видел, что все ее товары — продукты сельского хозяйства, охоты, рыболовства — отправлялись на продажу не в Буэнос-Айрес, а в Пунта-Аренас. Следуя примеру Чили, остельцы наделили свое поселение статусом открытого порта, что дало ему возможность развиваться, а затем стать городом, который получил название Либерия.
Можно только поражаться, что Аргентинская Республика, выстроившая на Огненной Земле, почти напротив острова Осте, по другую сторону пролива Бигл город Ушуая, не воспользовалась опытом чилийского правительства. По сравнению с Пунта-Аренасом и Либерией Ушуая влачила жалкое существование, чему способствовали ограничения, мешавшие развитию торговли, а также высокие таможенные пошлины, препоны, чинимые золотодобытчикам, безнаказанная контрабанда, пресечь которую на побережье протяженностью в семьсот километров, аргентинские власти были просто не в состоянии.