— Ты же не сказал мне, что проволоку нужно сначала накалить, — оправдывался Михаил.
— Сам должен соображать!
Беспомощность племянника в практических делах мне не понравилась. Поэтому после ужина как бы между прочим я прочитал для него несколько поучительных историй из книг и газет.
— Вот, — обратился я к Михаилу так, чтобы слышала и его мать, — послушай, что пишет известный путешественник Арсеньев в книге «Сквозь тайгу» про одного из членов своей экспедиции.
«Этот переход показался всем нам очень утомительным, в особенности он трудно дался С. Ф. Гусеву, попавшему в тайгу впервые.
Почтенный геолог совершенно не обладал чувством ориентировки, часто отставал, теряя наши следы, и уходил в сторону. Каждый раз надо было разыскивать его и напрасно терять дорогое время. Близорукий, он плохо видел без очков, да и очки терял, и тогда он уже совершенно ничего не видел. Сухую ель Гусев принимал за утес, разговаривал с пнем и прыгал через канаву там, где ее не было вовсе. Самым же большим его недостатком была полная беспомощность. Есть такие люди, с которыми случаются всякие неприятные истории. Палатка обвалится ни на кого другого, а именно на него. Однажды он попал босой ногой в котел с кашей, другой раз уронил мыло в реку, а потянувшись за ним, сам упал в воду. Не замечая, что одна лямка вытянулась, Гусев долгое время нес котомку на одном плече, отчего страдал физически. Однажды мы дали ему нести алюминиевый котелок. Гусев привязал его так, что крышка болталась и звенела. Я рассчитывал убить какого-нибудь зверя в пути, но Гусев своим звоном мешал охоте. Он шел впереди, а я производил съемку и немного отстал.
Я просил казака догнать Гусева и привязать его котелок как следует.
— Не надо, — ответил казак. — Пусть идет так. Если он потеряется, легче найти его будет в лесу.
По рассеянности Гусев, собираясь в путешествие, захватил с собой неравные комплекты белья: трое кальсон и одну старенькую рубашку, которая скоро изорвалась.
Тогда он проявил инициативу и ухитрился надеть на себя кальсоны вместо рубашки. На груди у него получился косой крест с пуговицами, а сзади пузырь, надуваемый ветром. Штрипки белых панталон он разрезал и завязал около кистей рук, вследствие чего получились рукава с буфами».
Михаил и мать надрывались от хохота. Наконец мать успокоилась и сказала:
— Ничего удивительного: человек впервые в тайге.
— При чем здесь «впервые в тайге», мама?! — возразил Михаил.
«Молодец! — подумал я о племяннике. — Объективность превыше всего!»
Потом я сказал:
— Вот ты, Даниловна, объясняешь плохой глазомер Михаила недостатком образования: дескать, он этого еще не проходил в школе. А послушай-ка, что пишется все в той же книжке об одном охотнике.
«Один из удэгейцев, Ваника Камедичи, ножом на куске бересты начертил мне реку Самаргу со своими притоками. Когда я впоследствии сличил ее со своими съемками, то был поражен, до какой степени она была верно составлена и как правильно выдержан всюду один и тот же масштаб».
— Видно, охотник этот много тренировался, — заметила мать Михаила.
— Вот именно, тренировался! — согласился я.
Боясь, что внимание моих слушателей скоро рассеется, я поспешил прочесть им еще одну историю из газеты: «...Несколько дней назад на одном из участков Агинской степи, где пасутся отары овец, возник пожар. Огонь, раздуваемый сильным ветром, распространялся так быстро, что многие чабаны с их отарами оказались в опасности. Особенно трудно пришлось бригаде товарища Намсараева. Огонь надвигался на нее со всех сторон. Людям и овцам грозила, казалось бы, неминуемая гибель. Но чабан не растерялся. Рассчитав направление ветра, он вместе со своими помощниками пустил встречный пал. В это время огонь подошел вплотную к юрте Намсараева. Можно было спасти ее или хотя бы вынести в безопасное место домашние вещи. Но тогда погибли бы овцы. И храбрый чабан пренебрег своим имуществом. Когда пущенный им встречный огонь удалился на 150–200 метров, Намсараев перегнал овец на выжженное место, и отара была спасена. Правление колхоза объявило чабану и его помощникам благодарность, выделило ему новую юрту и обеспечило его продуктами и одеждой».
— Ты обратил внимание, Михаил, что Намсараеву никто не подсказывал, как быть и куда пустить встречный пал? — спросил я племянника.
С этого вечера в поведении Михаила произошли некоторые перемены. Он стал регулярно просматривать газеты, отвечал на мои «каверзные» вопросы, теперь не «рубил с плеча», а старался сначала подумать...