Сейчас, после перевода П. Д. Грищенко в штаб, на лодке новый командир В. К. Коновалов. Он четко доложил командующему флотом о сборе личного состава. Вице-адмирал В. Ф. Трибуц прочитал приказ народного комиссара Военно-Морского флота о присвоении кораблю гвардейского звания. Заключительные слова его речи: «Пусть же заблистают величием свершенных подвигов знамена, нагрудные знаки, гвардейские ленты советских моряков», — утонули в громком «ура!».
К прежним подвигам в последующем экипаж добавил новые, Владимир Константинович Коновалов стал Героем Советского Союза…
Поздравив экипаж «Л-3», Трибуц, член Военного совета Балтийского флота направились на «Щ-303». Травкин встретил высоких гостей у трапа. Командующий поздоровался с экипажем, затем зачитал приказ наркома о присвоении кораблю гвардейского звания. Он тепло поздравил экипаж с высокой наградой Родины и сказал:
— Наши подводники делами своими опровергли ложь фашистов о том, что Краснознаменный Балтийский флот уничтожен. Несмотря ни на какие трудности, вы в течение всей летней кампании выходили в суровую Балтику и топили вражеские суда на огромном пространстве от Ботнического залива до предпроливной зоны. Свыше шестидесяти потопленных вражеских транспортов и боевых кораблей — таков боевой счет наших подводников за навигацию прошлого года.
Но успехи не должны кружить нам голову. Враг еще силен, его надо бить, бить до тех пор, пока на Балтике не останется ни одного судна под фашистским флагом. Вас тем более обязывает к этому славное гвардейское звание.
В. Ф. Трибуц вручил командиру «Щ-303» гвардейский флаг. Травкин преклонил колено, поцеловал край корабельного знамени, затем вместе с экипажем произнес клятву гвардейцев.
— Любимая Родина, слушай нас! — обратился Иван Васильевич к боевым друзьям, ко всей многомиллионной Советской стране. — Принимая гвардейское знамя, клянемся!
— Клянемся! — заверили Родину и народ гвардейцы.
— Клянемся тебе жестоко мстить фашистским мерзавцам за кровь и страдания, за горе и слезы наших отцов, матерей и детей.
— Клянемся! — повторили моряки.
— Клянемся настойчиво, без устали, ночью и днем искать и топить корабли врага, истреблять их до полной победы.
— Клянемся! — прогремело над заливом.
— Клянемся высоко держать гвардейское знамя, свято хранить и умножать военные традиции балтийцев…
От моряков лодки выступил ветеран корабля старшина команды мотористов В. Н. Лебедев. Он пришел на «щуку» вместе с Травкиным в 1936 году, пользовался большим уважением всего экипажа. Лебедев поблагодарил командование, Военный совет флота за высокую оценку нелегкого труда подводников, затем сказал:
— Я вспоминаю первую блокадную зиму в Ленинграде. На наших глазах умирали от голода и вражеских бомб женщины и дети. И не будет нам покоя, пока сполна не рассчитаемся с фашистами за страдания, кровь и слезы нашего народа.
Экипаж получил множество писем и телеграмм. Дружески поздравили боевых друзей моряки других кораблей, бывшие сослуживцы. В тот день получил письмо из Сталинграда Панкратов. Мать писала Евгению:
«Наш город весь разрушен, но от этого он стал нам дороже. Когда мы подплывали по Волге к городу, сердца наши пылали злобой к проклятому врагу. Враг сломал здесь свой хребет, а город наш есть и будет, и слава о нем пройдет по всей земле…»
Перед походом на корабль пришли новые люди: старшие лейтенанты Бутырский — командиром минно-торпедной части и Пенькин — помощником командира, торпедист Фомичев, ставший мичманом и прослуживший затем на лодке более десяти лет, гидроакустик Васильев. Стоял вопрос о списании Мироненко с лодки. Ожесточеннейшие вражеские бомбежки не прошли для него бесследно, он потерял слух.
Мироненко пришел к Травкину, хотел начать разговор, но молчал, мял в руках ленточки бескозырки. Иван Васильевич поспешил помочь ему начать разговор:
— Не хочется уходить с корабля?
— Не могу с него уйти, товарищ командир.
— Вам же лечиться надо.
— Все, что могли, врачи сделали, теперь время меня будет лечить и еще присутствие товарищей. Не могу я без вас.
— А ведь мы идем на опасное дело. Зачем вам-то рисковать?
— Поэтому и прошусь, что, может, сгожусь. Я ведь и у орудия смогу, и акустику помочь, если…
Травкин убедил командование бригады, что Мироненко ему необходим, и он остался на родном корабле. Весь экипаж одобрил этот шаг командира. Моряки любили корабль и хорошо понимали попавшего в беду товарища.