— Генерал в вольере, — доложил коротко. — Минутку, вас проводят…
Седлецкий был на даче неоднократно, но каждый раз — зимой. Обычно генерал принимал в небольшой угловой комнате двухэтажного кирпичного дома, устроенного по-спартански. А теперь Седлецкого повели в глубь территории, по стриженной лужайке, мимо крохотного, чуть больше ванны, бассейна и капитальной теплицы с поднятыми фрамугами, открывающими заросли плетистых томатов.
Начальник Управления в мешковатом спортивном костюме с эмблемой знаменитой фирмы на могучей груди, кормил в вольере с рук диковинных птиц — куры, не куры… Серые, куцехвостые, с крохотными алыми гребешками.
— Цесарки! — с гордостью объяснил генерал, передавая ведро с зерновой сечкой расторопному молодцеватому придурку. — Отменные у меня цесарки. Жаль, никто в завод не берет. Народ такую птицу, понимаешь, боится. Не привык. А цесарка к народу не привыкла — дохнет от простоты общения. Но ведь где-то и крокодил — домашнее животное, вроде овцы. И ничего! Верно?
Седлецкий приготовился терпеливо ждать, пока генерал нагуляется в разговоре по большому эволюционному пути от земноводных к птицам, ибо начальник Управления даже серьезные беседы начинал с легкого пристрелочного трепа, как и учили когда-то в разведшколе на занятиях по основам общения. Однако на сей раз генерал изменил привычке.
— Чай в беседку! — гаркнул он невидимой вышколенной прислуге и первым, чуть прихрамывая, пошел к ротонде, белеющей в густозеленых джунглях хмеля.
Начальник Управления, в отличие от многих подчиненных, не мимикрировал под научного работника, инвалида умственного труда, пенсионера оборонной промышленности или штурмана дальнего плавания на вольных хлебах. Да и не с руки было этому пятидесятилетнему здоровяку, пробегающему каждое утро, несмотря на хромоту, по десять километров, записываться в пенсионеры. А для непосвященных, круг которых, впрочем, был предельно узок и ограничивался близкими родственниками, начальник Управления легендировался просто: генерал, выслуживший на пыльной периферии непыльную должностенку в столице. Вот, мол, даже дачу отхватил…
В белоколонной ротонде стоял грубый деревянный стол и несколько плетеных кресел, тоненько поскрипывающих при малейшем движении. На столе уже красовался самовар, блюдо с косхалвой и печеньем.
— Как съездил? — спросил начальник, пододвигая к Седлецкому дымящуюся чашку. — Мирзоев жив-здоров?
— Что с ним сделается, — пожал плечами Седлецкий. — Служит… А я плохо съездил. Суеты и нервотрепки было много, но результатов мало.
— Не прибедняйся! — сказал генерал. — Это ведь с твоей подачи я посоветовал бросить в Шаону дивизию Кулика.
— А генерал Федосеев полагает, что ввод дивизии — исключительно его заслуга.
— На здоровье! — засмеялся начальник. — Сочтемся славою, думаю… Кстати, о Федосееве. Не видел вчерашнюю «вечерку»? Впрочем, конечно же, не видел. Так вот, заметочка там маленькая. Генерала нашли на платформе Киевского вокзала пьяного в стельку, с ушибом головы. Народного депутата поместили в клинику, а он, очухавшись, сделал заявление, что его ударили и похитили папку с очень ценными документами.
— Не понял, — поднял брови Седлецкий. — Что понадобилось генералу на вокзале, хоть и Киевском? Разве он сдал свою персональную волгу?
— Ну, нет — этого этапного шага в борьбе с депутатскими привилегиями от него не дождешься, — подмигнул начальник Управления. — Оказывается, депутат, как мелкий шпик, дожидался важного контакта. Свидетеля… А тут — стукнули, накачали среди бела дня водкой и папку увели. Причем в папке находились документы, раскрывающие звериное лицо спецслужб. Которые не угомонились, которые по-прежнему гадят трудовому народу. В частности, в Шаоне…
— Старенький, что с него взять, — сочувственно покивал Седлецкий. — И выпивки не чурается, сам с ним выпивал.
— Ладно, пусть отдыхает, — благодушно сказал начальник Управления. — Хочу лишь выразить сожаление, что мы с тобой дожили до такого времени, когда строевой генерал, работник Минобороны, начинает разоблачать спецслужбы. Это все равно, как если бы ворона, питающаяся отбросами, начала критиковать воробьев, пирующих на помойке, за неэтичное поведение…
Прихлебывая терпкий чай, они несколько минут молчали.
— Вернемся к Шаоне, — нарушил молчание генерал. — Из твоей справки я понял, что премьер потерял контроль над ситуацией.