– Что-то случилось? – спросила Дина Шигибаева.
– Да ничего такого. Просто будильник не услышал, – сказал, как есть, Андрей.
Коллеги в отделе посмотрели на него так, будто он отчебучил немыслимое.
– Ну всё, жди репрессий, – предупредил Арсений.
– Да, Старуха всегда проверяет, кто во сколько приходит и уходит, и за опоздания дрючит лично, – подтвердила Дина и сочувственно вздохнула.
Люба и Катя промолчали.
Катя – вообще редко вступала в разговоры. А Люба – обижалась на то, что ей таки влетело за вскрывшуюся хитрость с отчётом и пропуском. Прямо высказать ему упрёк она не осмеливалась, но лицом обиду выразительно показывала.
Правда, Андрей не обращал внимания. Он и сейчас равнодушно пожал плечами.
По электронке ему вновь сыпались задания напрямую от директора. И рабочий день опять обещал растянуться до бесконечности.
Было бы ещё что-нибудь интересное, а то сметы, сводки, геодезические вычисления и прочая муть, в которой чёрт ногу сломит. Приходилось перерывать кучу материала, чтобы понять хотя бы общий смысл.
Как и всю прошлую неделю, он снова уходил домой самый последний, так что своё опоздание отработал с лихвой. Хотя нет, предпоследний.
Она ещё оставалась. Но это её проблемы, а его такая жизнь уже достала до не могу. Решил, что если так будет длиться и дальше, то он попросту пошлёт начальницу вместе с её заданиями ко всем чертям.
Во вторник перед самым обедом Елена Эдуардовна вызвала Андрея к себе.
– Ну вот, – прокомментировал Арсений, – готовь вазелин. По-любому, Старуха тебя за вчерашнее опоздание видеть возжелала.
– Андрей, вы с ней только не спорьте, – посоветовала Дина Шигибаева, – а то хуже будет. Мимо ушей пропускайте её слова и всё. Глядишь, и обойдётся.
– Да ладно вам, – отмахнулся Андрей, – не так страшен чёрт, как его малюют.
– Ну-ну, – не удержавшись, хмыкнула Люба. – Посмотрю я на вас, когда от неё вернётесь.
Едва Андрей поднялся в приёмную, Валентина Михайловна, секретарь, дама предпенсионного возраста, чопорная и строгая, подняла трубку внутреннего телефона и сообщила важно:
– Елена Эдуардовна, к вам Батурин.
И лишь затем милостиво кивнула:
– Проходите.
Андрей вошёл в кабинет директора, мысленно готовый к жёсткому словесному поединку – кем бы она ни являлась, что бы о себе ни думала, но он не позволит обращаться с собой, как с челядью.
14
Елена Эдуардовна восседала в белом кожаном кресле, словно на троне.
Жалюзи на огромном, во всю стену, окне за её спиной были приспущены, но яркое апрельское солнце сочилось между ламелей, щедро заливая слепящим светом просторный кабинет. Оттого она оставалась как будто в тени – ни лица, ни глаз не разглядеть, один лишь силуэт чётко вырисовывался на светлом фоне. Не слишком комфортно – сам-то он весь на виду.
Она перебирала какие-то бумаги, затем небрежным, но при этом полным изящества жестом указала на один из стульев, окружавших приставной массивный стол тёмного дерева. За ним, наверняка, проходили известные на всю контору планёрки и совещания.
Андрей предпочёл устроиться на крайнем стуле, подальше от неё. Сел вальяжно и выжидающе уставился на неё, но она не торопилась начинать беседу – ещё какое-то время продолжала читать свои бумажки.
Андрей огляделся – в директорском кабинете он находился впервые. И даже не верилось, что это и есть то самое место, которого до икоты боятся коллеги. Вполне уютный, насколько, конечно, может быть уютным казённое помещение с белыми, как в больнице, стенами. Впрочем, эту белизну слегка оживляли эстампы с видами городов мира и двухметровый фикус Бенджамина в углу.
Наконец Елена Эдуардовна оторвалась от своих бумаг и посмотрела на Батурина – её взгляд он не увидел, а почувствовал и тотчас подобрался, сменив расслабленную позу на более подходящую его боевому настрою. Ощущение возникло такое, будто внутри сорван предохранитель, взведён курок и всё замерло в ожидании.
Елена Эдуардовна отложила бумаги в сторону, но один листок протянула ему.