Впрочем, не отставали и «малые начальники» – руководители отделов. Один из них упорно писал «едЕница», а второй жалился, что мало у него «лингвинистов». А институт тем временем стал головным в Союзе. Правда, через 50 лет бывших сотрудников пригласили на юбилей уже не существовавшего учреждения. Два корпуса распродали по комнате для разных офисов, а затем купивший их уже оптом предприниматель, мыслил, что с ними делать.
Ну, медики тоже не лыком шитые. Кто-то сказал, что в науке столько науки, сколько в ней математики. Статистическая обработка полученных результатов все равно нужна. И стоматологи, первые в медицинском институте, «нарыли» новый метод обработки полученных данных при помощи перфокарт. Способ был довольно трудоемким. Надо было разработать перечень вопросов и забить их в карту на плотной бумаге с двойным рядом отверстий по краям – сделать таким образом болванку. Затем следовало заполнить на каждого больного или эксперимент такую же карту, каждый случай еще раз изучить и прорезать специальным компостером проходы к отверстиям, соответствующим вопросу. Дальше весь массив складывали стопкой с болванкой сверху и в нужном месте проводили спицу. После встряхивания выпадали карточки с искомым признаком. Это был безусловный прогресс для обработки большого материала, но он требовал скрупулезной работы и навыка. И все это надо было рассказать в студенческом общежитии по линии общества «Знание» с целью продвижения науки в массы.
Против прогресса не попрешь. Подобные лекции в обязательном порядке должны были читать преподаватели института в общежитии. Студентов, которые не успевали в общаге затаиться, сгоняли в ленинский уголок, где лектор приобщал их к новому в науке.
Кандидат-ассистент в лице Ани очень старался. После окончания лекции домой шли вместе с молодым профессором-травматологом. Он сказал, что метод ему понравился, а изложение напомнило анекдот:
В высокогорное село направлен пропагандист по линии общества «Знание» с лекцией о международном положении. Читать пришлось на пастбище. Чабаны, сидя на траве, слушали внимательно и курили трубки. После окончания докладчик попросил задать вопросы. Вопросов не было. Сопровождающим был секретарь райкома. Он отвел лектора в сторону и сказал:
– Дорогой! Вопросов не будет. Они по-русски не понимают. Про международное положение они знают, у них приемник есть, наше радио слушают. А ты мне вот что скажи: ты канпет подушечка знаешь? Объясни, дорогой, как туда повидло попадает?
Публикации
В 50 – 60-е годы прошлого столетия с публикациями были большие сложности. По хирургии было только два главных журнала – «Хирургия» и «Вестник хирургии». И в тот, и в другой была двухгодичная очередь. Кроме того, было опасно излагать свои, особенно новые, данные. Акулы медицинского пера моментально хватали все, что плохо и даже хорошо лежало, и публиковали под своим именем. Так случилось со статьёй профессора Минкина о синдроме Элиссона−Цоллингера. Это было первое сообщение о двух случаях на русском языке. Из «Хирургии» пришел отказ ввиду неактуальности проблемы. Через номер вышла статья из Центра хирургии с описанием одного больного. Даже сотрудники обиделись, не говоря о шефе.
Задержка с публикациями обернулась застоем с защитами диссертаций после того, как вышел указ об обязательных печатных работах. Вот тут пришлось развернуться с самодельными сборниками работ. Пошел вал макулатуры.
Взаимодействие медицинской печати с ВАКом напоминает борьбу снарядов с броней. В ответ на ужесточение требований руководителей от науки появляются все новые формы защиты. При исследовании «антиплагиата» политехники быстро додумались ставить одинаковые с латинским гласные буквы в английском варианте. Компьютер терял соображение. Всё сходило с рук.
Требования к работам принимают и анекдотические формы, хотя это они для зрителей забавны, а для авторов − трагедия. На кафедре способный аспирант вовремя заканчивает диссертацию и должен представить статью в центральном журнале. Как хорошо воспитанный товарищ, он первым в авторском коллективе ставит шефа, затем действительного руководителя, сотоварищей по клиническим исследованиям и себя последним. Из журнала звонок. Молодой бодрый мужской голос объявляет, что у них сейчас правило – только четыре автора. Пятого, т.е. его самого, вычеркнули.
Подобную историю изложил докторант из одной республики, который раньше защищал кандидатскую диссертацию после аспирантуры в Москве в Научном центре хирургии. Для защиты его кандидатской была необходима статья в центральном журнале. Он её написал и отнёс к заведующему отделением, в котором работал. Профессор прочел, остался доволен и поставил свою фамилию впереди. Затем они отправились к руководителю работой, и он тоже одобрил статью и поставил впереди свою фамилию. Далее надо было завизировать произведение у заместителя директора по научной части, членкора АМН, который, похвалив, проделал ту же процедуру. Естественно, что без ведома директора института посылать работу в печать было нельзя, поэтому пошли к нему, где история повторилась. Но тут начальник заинтересовался: