А тут начинается война. В самом начале блокады Вера отправляет детей в эвакуацию с школой воспитанников, бывших не в ладах с законом. Школа попадает на пароход, идущий по Оке до Ярославля, который нещадно бомбили немцы. Ленинград в блокаде. За судьбой детей следят из Перми родственники, которым успели с последним письмом сообщить об эвакуации. Но известно только о постоянных бомбежках. Конкретно ничего узнать невозможно. Родители в Ленинграде в самый голодный период. 125 граммов хлеба не могут обеспечить жизнедеятельности. Холод. Топить нечем. На шкафу виден край газеты. Решили снять её, а там оказались сухари, о которых забыли с хороших времен. Драгоценная находка дала немного сил. Ваню в тот момент призвали в армию. Вера числилась бухгалтером в мореходном техникуме. Его вдруг вздумали эвакуировать с последним поездом. Она поехала.
Темным вечером в захолустной неосвещенной Перми эшелон с ленинградцами остановился на неизвестное время. Вера уговорила медсестру из медпункта при вокзале добраться до семьи родственников. Та не сумела отказать и отыскала сестру мужа. Схватив, что было съестного (очень немногое), золовка бросилась на вокзал. Она с трудом узнала блокадную Веру. Говорила потом, что было страшно смотреть. Конечно, первое, что она предложила – немедленно остаться в Перми. Были, наконец, отысканы дети. Они остались целы. Памятник надо поставить теткам в Бугуруслане, куда в войну стекались все сведения о перемещениях гражданского населения по стране. Работали они, как часы. Были готовы документы родственнице для проезда за детьми в сибирский город Тару, куда была эвакуирована школа малолетних преступников. Мать ехала туда же и остаться не согласилась. Как показали дальнейшие события – напрасно.
Всё кончается в этом мире. Закончилась, наконец, и война. Вернулись в Ленинград. Демобилизовался и Иван Илларионович. Мальчики подросли, но добра в эвакуации не нажили. Школа была затрапезная. Дисциплину держать было некому. Знаниями тоже не перегрузили. В общем, надо было где-то доучиваться. Выбрали техникум им. Мухиной (бывшее училище Штиглица, который иначе и не называли). Сразу после поступления туда учреждение перепрофилировали в ремесленное училище. Даже среднего образования не получалось. Старший, Гена, учился на краснодеревщика, младший – на лепщика-модельщика. Гена оказался талантливым, его быстро приспособили к реставрации музеев, которые сильно пострадали в войну. Все было бы терпимо, да пожилые работяги наряду с ремеслом приучили и к рюмке. Это комментариев не требует.
Младший, Володя, поболтался некоторое время в люльке снаружи зданий на холоде и решил поменять профессию. Он поступил на вечернее отделение ВГИКа. Факультет был, по всей вероятности, операторским. Там было много фотографии, а она, по тем временам, была в большой зависимости от химии. Володю долго не призывали в армию, но все же служить пришлось. Он попал в топографическую службу в Забайкалье. Там и нафотографировал вволю. Снимки посылал Ане на целину, а позже ей же сделал великолепные микрофото для диссертации и на защиту, вроде теперешних презентаций. Во время возвращения со службы его эшелон тоже проходил через Пермь. Кузина, для которой он был тоже всегда двоюродным братом, пыталась оставить его на Урале, но для коренного ленинградца это было немыслимо. Так сорвалась вторая попытка помочь родному семейству. Позднее он рос по службе и был в какой-то комиссии по распределению химических заводов по СССР. Он спас Пермь от очередной отравиловки в виде свинцового завода, а то там своих было мало.