К нему сбегаются любители искусства. А геологи и географы окружают Олега Степановича Вялова. Вопрос обсуждается серьезный: можно ли утверждать, что климат здесь был в давнюю эпоху истории земли более влажным?
— Можно! — говорит академик. — Вы видели пересохшие русла, шлейфы выносов? А если вам мало…
Он показывает всем отполированную водой маленькую раковину. Поднял вот здесь, у рестхауса. Такие же точно раковины встречаются у нас на влажных лугах — панцири пресноводных моллюсков.
— По машинам!
Каир возникает в лучах полудня. На подступах к столице местность оживляется, зеленеют поливные участки, встают, словно гвардия на карауле, шеренги невысоких, крепеньких финиковых пальм. И вот Гелиополис — южная часть Каира, самая новая, застроенная богатыми особняками. Рядом с виллой-цилиндром в подчеркнуто конструктивном стиле здесь можно увидеть дворец венецианских дожей или усеченную, покрытую скульптурами пирамиду, напоминающую храм Боробудур, что на острове Ява.
Отложения капитала, как и горных пород, приобретают подчас форму весьма причудливую. Гелиополис изыскан, декоративен. Его основатели — колониалисты более оседлые, чем те, что строились в тропиках. Здания крупные, возведенные всерьез и надолго, часто с большим вкусом. Восточного тут еще меньше, чем в Суэце. И дальше, когда мы въехали на центральные улицы, Каир открывался нам как город, слитый как бы из двух элементов, — европейский по своей архитектуре и арабский по образу жизни.
А мечети? — спросят меня. А цитадель, а базар, а Город мертвых? Да, все это есть. Пока я выразил только первое, самое общее впечатление.
Подробнее о Каире — в следующей главе.
ПРОГУЛКИ ПО КАИРУ
Рассказ о Каире я начну с гостиницы, где нас поселили. Для всех нас, туристов, ночевка на берегу — событие редкое и потому радостное. Чего стоит одна только возможность налепить на чемодан новую и честно заслуженную наклейку!
Наклейка синяя с красным, на ней пальмы, верблюды и дворец из арабских сказок. Наш отель на него нимало не похож, хотя и называется «Капсис палас», то есть дворец Капсиса. Это заурядный пятиэтажный дом, который подошел бы и к парижской, и к ленинградской улице. Владелец гостиницы — Капсис, грек. Администратор за конторкой, усеянной вожделенными наклейками, тоже грек и, конечно, полиглот. При мне он довольно свободно изъяснялся по-испански и по-шведски. Служащие отеля, официанты в ресторане — арабы в фесках и галабиях. Ступают они тихо, торжественно, олицетворяя для туристов из-за границы восточную медлительность.
Рано утром меня будит чей-то вопль. Он проникает сквозь решетчатые ставни и поднимает с постели, спросонок я еще ничего не понял и бросаюсь к окну. Внизу, запряженный в повозку с капустой, стоит ослик. Ах, черт бы его побрал! Но в ту же минуту я соображаю, что я в Каире, что ишак, следовательно, не простой, а каирский и, быть может, его рев — голос самой судьбы, решившей подарить мне утро в столице на Ниле.
Выхожу на улицу. Никаких пальм, опять-таки вопреки наклейке, я не обнаружил. Одни акации. У подъезда похаживает, колыхая просторной галабией, разносчик. Он сверкает металлом, как древний витязь. На ремнях, закинутых на плечи, — стеклянный кувшин с медной крышкой, медная чашка с водой, медный стакан. В руке колокольчик, тоже медный.
— Арабская кока-кола, — говорит «витязь». — Один пиастр.
Он ополоснет стакан, нальет и церемонно подаст. Из чего приготовлена эта темно-коричневая жидкость? Из орешков арековой пальмы. В тропиках они вместе с бетелем идут на жвачку, здесь — на питье. Прохладный горьковатый напиток освежает, придает бодрость.
У разносчиков, не уходя далеко от подъезда, можно купить моченые желтые бобы. По-видимому, они занимают здесь такое же место, как в Индии гаолян, на Цейлоне орехи «кашу». Вам предложат еще жареных бататов и соленых калачей «симит».
Еще что? — спросит читатель. Где шумы и краски Востока? Я понимаю его: Каир известен ему по путевым очеркам, где город характеризуется как типично восточный. Верно, и я написал бы так, если бы приехал сюда с севера. Но я прибыл с юго-востока и чувствую себя у крыльца Европы. Галабии, звонок разносчика, ослики с поклажей, семенящие на базар, тонут на этой улице, полной гула автомашин и гомона обычной городской толпы. Белые рубашки, ковбойки, платья по новейшей моде… Иногда с костюмом сочетается красная феска, ставшая символом независимости арабов.
Вот яркое пятно — на пустыре возле дома пестрят ковры, развешенные на шестах. Праздник? Нет, в доме покойник, и здесь соберутся родные и друзья для участия в похоронах.