Шапки разрывов появлялись то справа то слева. Казалось, все вражеские зенитки сосредоточили огонь по моему самолету. Один из снарядов разорвался впереди. Свернуть было невозможно, и машина прошла через черное облачко. В кабине запахло пороховым дымом. Потом тяжело ухнул разрыв слева. Самолет слегка качнуло. Я судорожно сжал рукой штурвал, глаза заливал соленый пот, шлемофон прилип к мокрым волосам. "Петляков", загруженный бомбами, маневрировал вяло. Нужно было скорее освободиться от них. Но где эта проклятая батарея!
Под крылом раскинулась равнина, поросшая мелким лесочком и изрытая воронками. Кое-где едва различались тропинки, внезапно обрывавшиеся у зарослей кустарников.
- Где наша цель? - спросил я штурмана.
Перед вылетом все батареи, обстреливающие Ленинград, в том числе и 213-я, были тщательно изучены нами по картам и фотоснимкам. Но теперь я ничего похожего не видел. Штурман тоже никак не мог отыскать цель. Она была тщательно замаскирована. Над развилкой дорог Раков сделал разворот и лег на боевой курс. Все летчики повторили то же самое. И тогда прямо перед собой я увидел на опушке леса батарею.
- Вот и наша двести тринадцатая, - сказал я штурману, а сам подумал: "Молодец Давыдов, отличный штурман у Ракова. Точно вывел группу на боевой курс".
Привычным движением руки переключил тумблер, чтобы выпустить тормозные решетки. Полет сразу замедлился, словно самолет вошел в более плотную среду. Давление на штурвал увеличилось - машину потянуло на нос.
- Боевой курс! - сообщил Виноградов и прильнул к бомбоприцелу.
Вражеские зенитки продолжали вести огонь с еще большей яростью. Вокруг непрерывно рвались снаряды. Казалось, ничто живое не может уцелеть под ливнем раскаленных осколков. И маневрировать теперь уже нельзя. Нужно точно выполнять указания штурмана.
- Вправо пять градусов! - услышал я голос Виноградова и немедленно выполнил его команду.
- Еще два вправо!
- Есть еще два вправо!
Теперь все внимание приборам. Курс восемнадцать градусов, высота три тысячи метров, скорость триста километров в час. Курс... Высота... Скорость... Самолет то и дело вздрагивал от рвущихся рядом снарядов. Мне казалось, что штурман прицеливается слишком долго, хотя он тратил на это считанные секунды.
Самолет командира звена перешел в пикирование. По расчету я должен переходить в атаку спустя секунды, поскольку нахожусь от него в двухстах метрах. Но вместо ожидаемой команды "Пошел!" штурман передает мне:
- Так держать!
"Неужели штурман не видит цели?" - мелькнула в голове тревожная мысль.
- Толя, Сергей, держитесь! - крикнул я и, не дожидаясь команды штурмана, резко отдал штурвал от себя. Тело оторвалось от сиденья и повисло в воздухе, туго натянув привязные ремни. В кабине поплыли ставшие невесомыми планшет, какая-то гайка, соединительный шнур шлемофона. Угол пикирования приближался к восьмидесяти градусам. Напрягая зрение, я искал батарею, но видел лишь десятки огненных вспышек, фонтаны взлетающей к небу земли и клубы черного дыма. Это рвались бомбы, сброшенные впереди идущими экипажами. Наложив перекрестье прицела на центр разрывов, я нажал боевую кнопку. Самолет чуть вздрогнул, освободившись от груза.
- Пошли бомбы! - закричал воздушный стрелок-радист.
Машина продолжала нестись к земле с нарастающей скоростью. Стрелка прибора, вращаясь, сбрасывала одну сотню высоты за другой. "Поврежден автомат вывода из пикирования", - подумал я и что есть силы потянул штурвал на себя. Самолет медленно начал выходить из пике. Под действием перегрузки меня прижало к сиденью. Руки, ноги, все тело стало раз в пять тяжелее обычного. Перед глазами, сливаясь с прерывистыми нитями трассирующих пуль, появились желтые круги. Очередная струя прошла слева, едва не задев консоль крыла.
"Сейчас, все кончится... следующая очередь "эрликонов" срежет нас", вертелось в голове. Напрягая силы, резко дал правую ногу - самолет ушел в сторону. Трассы зенитных снарядов пронеслись теперь позади. Мы выскочили из зоны огня. Давящее чувство тревоги отхлынуло от сердца. Оглянулся. Вокруг никого не было.
- Где самолет командира звена? - спросил я штурмана.
- Вся группа впереди и выше нас, - ответил Виноградов, укладывая в жесткое крепление свой бомбоприцел.
Догнал я товарищей уже над Финским заливом. Все восемь экипажей находились в строю. Потерь не было.
Так прошел первый боевой вылет. Трудным он оказался для меня. Не все я делал так, как положено, даже отстал от строя. Это могло кончиться плохо, если бы над целью появились вражеские истребители.
- Здорово вас потрепало, - сказал механик самолета, когда я вылез из кабины.
Он уже успел осмотреть всю машину.
- В фюзеляже и левом крыле восемь пробоин, но небольших, - успокоил он меня. - Быстро заделаем.
- Проверьте автомат выхода из пикирования. Он, кажется, не сработал. Остальное в порядке, - сказал я механику и ушел на доклад к командиру.
- Поздравляю вас с первым боевым вылетом, - улыбаясь, пожал мне руку Раков.
На душе потеплело. Раков, видимо, учитывал состояние летчика, впервые побывавшего в бою, и не стал распекать меня за ошибки. Так же тепло комэск поздравил и штурмана Виноградова. А у Шишкова это был уже не первый вылет.
- Ну как твоя "севрюга"? - поинтересовался у меня командир звена Юрий Косенко.
- Отличный самолет, - весело ответил я, - на такой машине и на Берлин можно лететь.
Но командир, видимо, собирался говорить со мной не об этом. Один из лучших летчиков и бомбардиров полка, он не мог не заметить моих промахов.
- Понял причины своих ошибок? - снова спросил он.
- Мы со штурманом неправильно выбрали точку прицеливания, - объяснил я.
- Дело не только в этом, - возразил он после небольшой паузы.
Подошел штурман звена Евгений Кабанов. В руках у него был фотоснимок вражеской артбатареи.
- Вот наша точка прицеливания, - указал он на маленький крестик. - А вы куда целились?
Виноградов наугад ткнул пальцем в фотоснимок. А я откровенно сказал, что целился в кучу разрывов ранее сброшенных бомб.
- Вот почему, - сказал Косенко, - вам пришлось пикировать почти отвесно, а затем на выходе перенести огромную перегрузку.
- В следующий раз берите в полет фотоснимки и перед выходом на боевой курс еще раз уточняйте точку прицеливания, - посоветовал Кабанов. - Штурман и летчик должны прицеливаться в одну точку, в противном случае бомбы лягут в стороне от объекта.
- Ваша главная ошибка состоит в том, - снова вмешался в разговор Косенко, - что из-за большого угла пикирования вывели самолет на тысячу метров ниже положенной высоты. Поэтому отстали от группы. Вражеские зенитчики сосредоточили на вашей машине весь огонь. А их автоматические пушки наиболее эффективно стреляют как раз по низколетящим целям. Вы просто чудом уцелели. Теперь вам ясно, к чему могла привести такая оплошность?
- Ясно, - ответил я и за себя и за штурмана. - Спасибо за науку.
Разбор полета дал нам большую пользу. Мы только учились воевать, и для нас была дорога каждая крупица боевого опыта.
...Где-то за домами послышались взрывы - первый, второй, третий. Снова начался обстрел Ленинграда. В небо с командного пункта полка взметнулись три зеленые ракеты. На задание уходила третья эскадрилья.
Первыми взлетели истребители прикрытия 21-го истребительного авиационного полка. За ними поднялись пикировщики, ведомые командиром эскадрильи майором П. И. Васяниным.
Третья эскадрилья, сформированная в тылу, влилась в наш полк недавно и с первых дней показала себя слаженной, монолитной. Ее командир майор Васянин был намного старше своих подчиненных, обладал солидным опытом и высокой методической культурой. Он умело обучал и воспитывал молодых летчиков.
Боевую задачу пикировщики получили в воздухе по радио: "Уничтожить цель номер двести шестнадцать". Все знали: это артбатарея, которая находилась на окраине поселка Володарский.