- Брось, Паша, - в тон ему ответил Губанов. - Откуда тебе знать, что я делаю по ночам. Ты же, как примешь вечером горизонтальное положение, так и храпишь до утра, даже стены содрогаются.
- Спать нам пока некогда, товарищи, - громко сказал незаметно подошедший Усенко.
По его озабоченному виду и хитровато сощуренным глазам все поняли, что пришел он к нам неспроста.
- Получен приказ, - объявил он. И тут же начал объяснять поставленную боевую задачу.
Затем штурман полка гвардии майор С. С. Давыдов сообщил нам маршрут полета и навигационные расчеты.
- Все записали? - спросил Усенко. - А теперь по самолетам. Вылет через пятнадцать минут. Тучи уже рассеялись.
Конец апреля был насыщен интенсивной боевой работой. Мы по-прежнему летали в море, топили транспорты и корабли охранения противника, пытавшегося вывести свои войска из кенигсбергского котла.
Незаметно подошел май. На фронте у нас не было выходных, и мы безразлично относились к воскресеньям. Но такие праздники, как 1 Мая и 7 ноября старались, по возможности, отметить. В такие дни каждый из нас как бы поднимался на самый высокий наблюдательный пункт и мысленным взором окидывал пройденный путь, подытоживал сделанное.
А итоги боевой работы у нас были неплохие. Хотя мы и потеряли в апреле три экипажа, зато пустили на дно тринадцать транспортов, миноносец, сторожевой корабль и быстроходную десантную баржу. Кроме того, наши летчики сильно повредили два транспорта и один крейсер противника.
За боевые заслуги в Либавской и Кенигсбергской операциях полк был награжден орденами Красного Знамени и Ушакова 2-й степени. 1 Мая командующий ВВС КБФ М. И. Самохин вручил нашей части эти два ордена. Теперь наш полк стал называться 12-м гвардейским пикировочным авиационным Таллинским Краснознаменным, ордена Ушакова полком. Прибывшие молодые экипажи перед строем полка приняли гвардейскую присягу. Вечером в клубе состоялся большой концерт артистов эстрады.
Первые майские дни выдались удивительно теплыми. Под яркими лучами солнца земля быстро покрывалась изумрудной зеленью. Светлые волокна разорванных облаков медленно плыли по чистому небу.
Радовали нас и сводки Совинформбюро. 2 мая пришло сообщение о падении Берлина. Смертельно раненный фашистский зверь находился при последнем издыхании.
Заканчивался разгром кенигсбергской группировки немецких войск. Лишь на косе Хель остатки разбитых частей противника яростно сопротивлялись, все еще надеясь на эвакуацию морем в Швецию и Норвегию.
В обстановке общего подъема все наши летчики с еще большим желанием уходили на боевые задания. Лишь экипаж гвардии младшего лейтенанта В. А. Максимова по-прежнему оставался на земле. Молодой летчик, как я уже говорил раньше, медленно осваивал боевое применение Пе-2. Особенно трудно ему давались взлет и посадка на грунтовом аэродроме.
В перерывах между боевыми вылетами я старался помочь Максимову отработать эти элементы, систематически проверял его технику пилотирования в зоне. Наконец я пришел к убеждению, что он готов самостоятельно выполнять задания. Доложил Барскому.
- Хорошо, - сказал комэск, - пусть летит. Не зря говорят, что у птицы крылья крепнут в полете.
И вот 8 мая 1945 года в воздух были подняты все исправные самолеты. Полк четырьмя группами под прикрытием истребителей направился бомбить Либаву. В строю пикировщиков впервые занял свое место и экипаж Максимова.
Через порт Либава гитлеровцы продолжали снабжать оружием и продовольствием отрезанную и прижатую к морю курляндскую группировку. По данным воздушной разведки, там стояло под разгрузкой около двадцати транспортов.
Полет к цели проходил спокойно. Мы уже приближались к Либаве, когда кто-то из летчиков нарушил тишину в эфире. Прислушавшись, я узнал голос Максимова. Он докладывал ведущему, что из-за какой-то неисправности у него выпустились тормозные решетки. Самолет начал отставать от строя. "Надо же, с досадой подумал я, - в первом полете и так не повезло!"
Усенко приказал Максимову возвратиться на аэродром. Но летчик, все больше отставая, продолжал следовать к цели. Наконец он совсем потерялся из виду.
Мы успешно отбомбились и уже отошли далеко от порта, как в эфире снова послышался голос младшего лейтенанта:
- Я Максимов. Иду бомбить Либаву.
Больше никаких донесений по радио от него не поступило. Мы не на шутку встревожились. Но когда сел последний самолет нашей группы, над аэродромом вдруг появился Пе-2. Это был Максимов.
- Вернулся! - воскликнул Савичев.
Усенко не сводил глаз с самолета Максимова, пока тот не приземлился.
- Видишь, командир? - снова не сдержался улыбающийся замполит. - Ничего с ним не случилось!
На лице командира полка тоже проступила едва заметная улыбка. Но тут же глаза его снова посуровели.
- Как не случилось? - резко ответил Усенко. - Неслыханная расхлябанность в воздухе, невыполнение распоряжения, несоблюдение радио дисциплины. Сколько нарушений сразу!
И, повернувшись к Барскому, строго добавил:
- Максимова ко мне!
- Товарищ командир... - бодро начал докладывать подошедший Максимов, но Усенко прервал его:
- Вы что, поиграть в войну вздумали? Отвечайте!
Максимов молчал, потупив взгляд. Потом совсем упавшим голосом сказал:
- Не мог я возвратиться. Ведь первый боевой полет. Усенко глубоко затянулся папиросой и с силой выдохнул густой дым.
- За смелость хвалю, - уже спокойнее заключил он. - А за недисциплинированность в воздухе объявляю пять суток ареста. Идите.
Неприятный разговор с командиром, однако, не погасил у Максимова чувство радости: все-таки первое боевое задание он выполнил!
Сидеть на гауптвахте Максимову не пришлось. Утром 9 мая пришла радостная весть о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Наступил день победы. Сколько лет мы ждали его! В ту минуту нам, без устали шагавшим по кровавым дорогам войны, очень трудно было выразить свои чувства. Мы обнимались, целовались, резвились, как шаловливые дети.
- Я же говорил когда-то, - вспомнил свою шутку гвардии лейтенант С. М. Сухинин. - Стоит Максимову хотя бы один раз слетать на боевое задание - и война сразу кончится!
Кто-то запел песню, слова которой теперь воспринимались с каким-то особым смыслом:
Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек...
Все дружно подхватили знакомую мелодию, но нас прервал подошедший посыльный.
- Командирам эскадрилий и их заместителям, - объявил он, - немедленно явиться на командный пункт полка.
На КП, к нашему удивлению, царила прежняя деловая обстановка. Усадив нас за стол перед разложенной картой, командир полка сказал:
- Гитлеровская Германия разбита. Но отдельные группировки фашистских войск еще оказывают сопротивление. Противник не отказался от попытки уйти на судах в Швецию и Норвегию. Полку приказано привести самолеты в боевую готовность и ждать сигнала на вылет.
К нам снова вернулось прежнее состояние, каждый понял, что для нас война еще не кончилась.
Едва мы возвратились на стоянку, как последовало приказание: "Уничтожить транспорты, обнаруженные в море. Вылет эскадрильями с десятиминутным интервалом".
- Эскадрилью поведешь ты, - сказал мне гвардии капитан А. И. Барский. Действуй внимательно и осторожно. - И после небольшой паузы добавил: - Все экипажи должны вернуться. Может быть, это последний вылет.
В его голосе, твердом и властном, слышалась также своеобразная просьба, с которой обращаются к верному другу в решительную минуту жизни.
- Постараюсь, - заверил я командира.
Первой в воздух поднялась эскадрилья Героя Советского Союза гвардии капитана Н. Д. Колесникова. Появившись над морем на высоте двух тысяч метров, она встретилась с восьмибалльной облачностью. Ведущий приказал снизиться под облака. Здесь летчики сразу же обнаружили караван из четырех транспортов и пяти десантных барж. Атаковав его с горизонтального полета, они подожгли один корабль.