«Он был горячий, увлекающийся и в своем кругу недаром заслужил полушутливое прозвище Огненный человек», — характеризует своего друга прославленный борец Иван Заикин.
Уже один лишь перечень спортивных побед Уточкина невольно создает впечатление, что перед нами этакий счастливец, баловень судьбы. Но ведь не зря драматический актер А. Г. Алексеев, о котором мы упоминали в предыдуще главе, сказал о Сергее Исаевиче:
«Все его лицо и все тело были много раз зашиты и заштопаны».
Первую «плату» спорт взял с Уточкина в раннем детстве. Доставая застрявший на крыше мяч, сорвался вниз вместе с обломком проржавевшей водосточной трубы и упал в бочку с водой. Это падение стоило бы ему жизни, если бы трактирный слуга, пробегавший через двор, не заметил пару торчавших из бочки мальчишеских ног…
Приехав погостить на хутор под Симферополь к двоюродному брату — заядлому любителю лошадей, Сергей освоил верховую езду. Он любил, оставив табун, скакать к пасущейся по соседству овечьей отаре и дразнить овчарок. Некоторое время эта опасная забава сходила ему с рук, но однажды он не сумел ускакать от разъяренных собак, они стащили его с коня и изрядно искусали. Не подоспей брат с объездчиками, оказавшимися случайно вблизи, дело могло окончиться трагически…
В программу тренировок перед ответственными гонками Уточкин, его друзья-соперники Цорн и Квитко включили велопробег из Одессы в Николаев. Выехали вечером, чтобы не донимала жара. Азартно, весело крутили педали, то взлетая на гору, то ныряя в долины. И вдруг… Уточкин и Цорн недвижно распластались на шоссе. В сгустившейся темноте не заметили шлагбаум, налетели на него и расшиблись.
Сзади подъехал Квитко, затормозил. Он чуть отстал и благодаря этому не пострадал. Уточкина узнать нельзя: свернута челюсть, на лице рваная кровоточащая рана. Цорна, угодившего в шлагбаум грудью, повезли на попутной подводе в Николаев в больницу, в сопровождении Квитко. Уточкин остался на обочине шоссе ждать едущих в сторону Одессы. На безрессорной повозке он мучился около восьми часов, от боли несколько раз терял сознание.
В Одессе врачи поставили на место челюсть. «Никаких гонок!» — строго сказали медики. Однако Сергей тайком дал знать посетившему его приятелю, чтобы тот купил ему новый велосипед, ведь до гонок осталось меньше недели.
Еще не утихли боли, но он хочет непременно участвовать в состязаниях…
Во время гонок Уточкин не раз испытывал судьбу дерзкими выходками, не раз находился на волосок от верной травмы. Стремительно проносился на расстоянии одного-двух дюймов от фонарных столбов. Случалось, разбивался, но, залечив раны, снова садился за руль. Сам он однажды подсчитал, что только за четырнадцать лет «велосипедной карьеры» падал в среднем по три раза в год. Сорок с лишним падений, а значит, и травм… Его мускулистое, крепко сбитое тело сплошь покрыли шрамы. Говоря о них, сам Сергей Исаевич спокойно улыбался, словно это были сущие пустяки.
«Единственный раз за всю карьеру авиатора я сломал аэроплан, но мои качества тут ни при чем… — пишет Уточкин в статье „Моя исповедь“. — Я заснул в аппарате. Неуправляемый аэроплан со мною, спокойно спящим внутри… Предлагаю каждому представить себя в этом положении. Могло случиться все… Мой аппарат, регулированный на двухградусное снижение… коснулся земли и разбился вдребезги. Мотор вырвало, и части его нашли разбросанными в пятидесяти саженях от аэроплана. Спящего меня выкинуло… Силой инерции, пробив собою маленькие кусты, я слетел с насыпи в реку… Течение крутило меня и несло; косившие невдалеке лужайку два мужика увидели меня переворачивающегося в быстрой речке, вытащили. Привезли в бессознательном состоянии в больницу…»
Но автор «Моей исповеди» не жалеет, что его жизнь сложилась именно так, а не иначе. Он не завидует благополучным обывателям, сытым толстосумам:
«Там, где для какого-нибудь несчастного директора банка моменты скуки, я живу полной звуками, пестрой, звенящей жизнью…»
Все, что составляет смысл самого существования Уточкина, чуждо и непонятно тем, кто «влачит свои дни, как звенья скрипящей проржавевшей цепи…» Ярко выраженный романтический склад натуры, презрение к дремотному состоянию мещан — равнодушных, ушедших в свои корыстные интересы — все это тоже Уточкин.
Льву Никулину посчастливилось в молодости видеть Сергея Исаевича и на велодроме, и в полетах, и в домашней обстановке. Писатель в своих воспоминаниях особо подчеркивает, что замечательный спортсмен был любим и принят в среде деятелей искусства и писателей — как умный, интересный собеседник, наделенный тонким чувством юмора. Ценители остроумия мгновенно подхватывали уточкинские крылатые фразы. В числе этих ценителей были и Александр Куприн, и Аркадий Аверченко, и Федор Шаляпин.