— Илья все с майонезом ест, — сообщил Птичнер.
— Неужели? — искренне обрадовалась тетя. — Что же вы молчали! Сейчас, минуточку! — Она вскочила, одернув платье на бедрах, метнулась на террасу и торжественно вынесла Сусликову открытую, но непочатую баночку майонеза.
— Спасибо, — сделал реверанс Илья, — не стоило беспокоиться.
Но тут случилось неожиданное — индифферентная Маша вежливо, но настойчиво выхватила у Ильи майонез и, бросив упрек в сторону матери: «Неужели не стыдно?», отнесла баночку в помойное ведро.
Сусликов замер с открытым ртом. Тетушка Нина обиженно посмотрела на дочь.
— И что такого случилось? Молодой человек признался, что любит майонез. Я хотела сделать ему приятное.
— Понимаю, мама. Только эта открытая баночка второй год стоит на террасе.
«Убийца», — хладнокровно подумал Сусликов, но вслух не сказал, мало ли, вдруг тетушка Нина набьет карманы летнего платья камнями и побежит топиться. Но, в отличие от полоумной старушки Вирджинии Вулф, Нина обладала трезвомыслием.
— И что, второй год? И что, открытая? Можно подумать, кто-то туда плюнул! Надо уважать продукты.
Сусликов собирался изобразить возмущение, но передумал. Чему возмущаться, если милая женщина так вот запросто готова отравить первого встречного из расчета — не пропадать же продукту!
— Что за ерунда! — подал реплику Леша Птичнер. — Я вообще майонез не ем, и зачем о нем спорить?
Аппетит у Сусликова странным образом пропал. Он осторожно пожевал кое-что для приличия, целиком отдавшись волнующей мысли — с какой стати Машенька героически спасла его от диареи наперекор семейному клану? Возможно, она начиталась романтических книжек и влюбилась в меня, легко и сразу, как бывает на провинциальных курортах.
Сусликов вертелся на стуле, пытаясь перехватить взгляд Маши, который бы все объяснил, но почему-то каждый раз промахивался. Тетушка Нина обсуждала с Лешей деловые вопросы.
— Хочу на память о коменданте этого города, где мы столько лет так чудесно отдыхали, что-нибудь прихватить. Да хоть вот этот чайничек, такой милый, хоть и беспородный.
— А как мы с Ильей будем чай заваривать? — интересовался Леша.
— Вы мальчики взрослые, сможете и в чашке заварить.
— Ну, Нина, ты даешь! — ехидно восклицал Леша. — Тебе приспичило заварной чайничек умыкнуть, а мы как дикари должны в чашке заваривать! А почему не в блюдце? А если ты всю посуду умыкнешь, тогда как — в ладошечке? Если тебе дорога память о дедушке — возьми его саблю!
— Зачем же мне сабля? — не соглашалась Нина. — Какой же от нее прок в хозяйстве?
— Тогда возьми трюмо, оно с зеркалом.
— Трюмо, — задумалась тетя, — а ведь оно почти антикварное.
— Ничего не выйдет, — вмешался мстительный Сусликов, — в купе оно не пролезет, придется сдавать в багажный вагон, а там разобьют.
— Зачем? — удивилась Нина. — Зачем разобьют?
— Да низачем. Разобьют, и все. Ничего не докажете.
Тетушка Нина долго переживала по поводу невыездного трюмо и абстрактного железнодорожного вандализма, пока не настало время собираться.
— Ну, мальчики, надеюсь, вы нас проводите, как принято в приличных этикетах? Вещи я еще вчера упаковала.
Птичнер оглядел упакованные вещи и гневно спросил:
— Нина, ты считать умеешь?
— А в чем дело?
— А в том самом! Сколько вещей и сколько рук? Ниночка, родная, сестра моей мамы, лапочка и звездочка, в одну руку можно взять только одну сумку или чемодан, а остальное либо нести в зубах, либо выбросить.
— Лешенька, да что ты такое говоришь! Может, я и ошиблась, но не намного, а этот твой приятель, так он, пожалуй, и три сумки донесет.
— Ты не знала, что он приедет, как же ты могла на него рассчитывать? — возвысил голос Леша. — К тому же этот тип вообще ни одной сумки не понесет — у него такие принципы.
— Зачем же я его кормила? — тихо ужаснулась тетя.
— Ну, извини, — развел руками Птичнер, — в следующий раз следи, кого за стол сажаешь.
Сусликов на взгляд определил, что главная проблема вещей отнюдь не в их количестве, а в их весе. Когда Леша несколькими челночными маневрами перетащил их на ближайшую трамвайную остановку, то уже кипел от пота и злости. В подошедший трамвай сначала вошла Маша с двумя сумками, потом Нина с двумя сумками, потом Леша впихнул в трамвай два чемодана и вернулся к сторожившему вещи Сусликову. В это время трамвай уехал.
Сусликов по-прежнему воздерживался от комментариев. Я в гостях, кругом чудесный южный курорт.
Леша что-то беззвучно бормотал, очевидно, мольбы к семейному ангелу-хранителю Птичнеров.