Я поднялась на лифте на последний этаж и уверенно вошла в кабинет с табличкой “ГЛАВНЫЙ ВРАЧ”. В приемной застала собирающую домой Лену — секретаря. Женщине было слегка за пятьдесят, и на ее губах всегда сверкала лучезарная улыбка. Вот у кого каждое утро доброе. Это я вам как профессиональный психиатр высшей категории говорю.
— Мия, — она взмахнула руками и зажала меня в объятиях. — Давно ты сюда не захаживала, милая, — только она одна считала меня милой.
— Работы много, — пробормотала, освобождаясь от цепких рук.
— Чаю? Пока я не ушла? — она тепло на меня посмотрела.
— Да, — кивнула. — И если есть печенье, была бы очень рада.
— Есть тортик, — Лена хитро улыбнулась. — Василию Петровичу тут один пациент занес. Так я припрятала. Сахар у него — сама знаешь. А то он как дорвется, потом откачивать будем. Сладкоежка! — женщина возмущенно взмахнула руками и кивнула на дверь. — Он там, сейчас все сделаю.
— Спасибо, — коротко постучавшись в дверь, зашла внутрь.
Письменный стол был пуст, а в зоне для посетителей и встреч с пациентами на темно-синем кресле сидел невысокий приятный мужчина. Седина тронула его виски, а очки сползли по носу, пока он вникал в очередную историю болезни. Мужчина сидел ко мне спиной, но, как только я пересекла порог, махнул рукой, подзывая меня к себе.
Василию Петровичу Рогову было сорок восемь лет, и кроме должности главврача он являлся моим личным психиатром. Спросите, зачем психиатру другой психиатр? Поверьте, нужен. Тем более — с такой историей за плечами, как моя.
— Привет, Мия. Садись, — он указал на удобный диван напротив него. — Минуту.
— Угу, — плюхнулась на мягкую поверхность, закинув ногу на ногу.
— Все, — он закрыл историю болезни, положив на низкий столик по правую руку от него, и посмотрел на меня. — День, откровенно говоря, хреновый.
— Поддерживаю, — улыбнулась уголками губ.
— Ну-с… С чем пожаловала, красавица? Наш очередной визит на следующей неделе, как я помню.
— Да, все верно. Но, — прикрыла глаза, разрывая зрительный контакт. Он не торопил меня — слишком многое было ему ведомо. — Сны обрели новый окрас, — рука машинально потянулась к шее, извлекая из-под гольфа кулон.
— Ты что-то вспомнила?
— Да. Его дыхание.
Глава 2. Последняя из "паствы"
Пушистые белоснежные хлопья падают мне на лицо, смешиваясь со скатывающимися слезами и оставляя после себя мокрые дорожки на щеках. Спиной я ощущаю леденящий холод, а глазами вижу лишь бескрайнее серое небо. И снег, падающий на мою охладевшую кожу.
Я хочу поднять руки, но не могу. Я хочу встать на ноги, но не могу. Силы меня покинули.
Меняющаяся картинка перед глазами и скрип снега подводят меня к осознанию, что меня куда-то тащат. Я хочу крикнуть, что не хочу этого.
Хочу убежать, но… Не могу.
— Кровавый ангел… Кровавый ангел… Кровавый ангел… — слышу мужской голос около меня. — Ты будешь прекрасным агнцем в моей пастве, ангел.
Сознание покидает меня, не позволяя мыслить здраво. Тошнота подкатывает к горлу. Но жажда жизни упрямо призывает не закрывать глаза. Жива! Я все еще жива!
Пейзаж немного меняется, и краем глаза я улавливаю часть невысокой каменной постройки. Почему я ничего не помню? Кто забрал меня? Что произошло? Как же тяжело думать!
Резкий посторонний звук заставляет моего похитителя остановиться. Кажется, он вначале разговаривает, после чего начинает материться. В голове туман — не понимаю, сколько минут или часов при этом проходит. Знаю одно — холод сковывает тело, проникая в душу.
Резкий хлопок прерывает голоса. После чего я вновь слышу шаги. Другие. Они спокойные, плавные и практически бесшумные, словно у хищника, приближающегося к своей жертве. У похитителя они были другие — мелкие и суетливые. Это не он. Так кто же это?