— В какие колледжи ты подавал документы?
Тристан замирает, как будто это не тот вопрос, который он даже отдалённо думал, что я задам. Он протягивает руку и проводит пальцами по своим шелковистым волосам цвета воронова крыла, глядя в окно на улицу, а не на моё лицо.
— Это и есть твой вопрос? Ты не хочешь спросить о моём отце, или о Лиззи, или даже о том, почему я так старался победить тебя на третьем курсе?
— Ты всегда изо всех сил стараешься победить меня. Что нового? Скажи мне, куда ты подавал заявление.
Тристан замолкает, откидываясь на спинку сиденья и внимательно изучая меня.
— Гарвард. — Конечно. — Стэнфорд. — Ожидаемо. — Браун. — Интересный выбор. — Оксфорд. — Это чертовски далеко. Тристан делает ещё один глоток пива, наблюдая за моим лицом, как будто ожидает от меня определённой реакции. — Борнстед.
Моё сердце выпрыгивает из груди, и я встаю.
— Хотя я уже передумал, — добавляет он, прежде чем я успеваю слишком разволноваться.
— Почему? — огрызаюсь я, отставляя свой чай со льдом и скрещивая руки на груди. — У меня такое чувство, что ты делаешь это со мной нарочно.
— Я уже говорил тебе, Марни, тебе будет лучше без меня. — Тристан встаёт, как будто этот разговор окончен. Но я ещё даже не начинала. Я встаю перед ним, когда он собирается уходить, и он прищуривает на меня свои серые глаза. — Что ты делаешь?
— Останавливаю тебя от побега, — отвечаю я, широко разводя руки. Может быть, это немного драматично, но ничего страшного. Мне всё равно. Тристан Вандербильт — человек, привыкший получать всё, что он хочет. Что ж, чего он сейчас хочет, так это выбрать лёгкий путь и сбежать от меня. Я этого не потерплю. Ему придётся привыкнуть к компромиссам. — Ты думаешь, что ты такой плохой человек, но это не так. Ты избалованный ребёнок? Конечно. Есть ли у тебя в крови хоть капля жестокости? Да. Но… Ты всё равно мне нравишься.
Тристан смотрит на меня сверху вниз, тяжело дыша, а затем бросает пустую бутылку из-под пива в раковину. Его фирменный аромат корицы и мяты тяжело витает в воздухе между нами, окутывая меня, как заклинание.
— Потребуется нечто большее, чем просто школьная влюблённость, чтобы изменить меня, Марни. — Он пытается пройти мимо меня, но я хватаю его за руку, и он внезапно останавливается, его грудь поднимается и опускается от частых вдохов. Эти жестокие глаза скользят по мне, чтобы посмотреть на меня. — Ты не заслуживаешь тратить свою жизнь на то, чтобы пытаться перевоспитать какого-то мудака. Сейчас я даже не могу позволить себе поступить в колледж.
— Мы можем достать тебе несколько стипендий; ещё не слишком поздно, Тристан. Если ты чего-то хочешь, есть способ — это осуществить. Посмотри на меня: я поступила в Бёрберри вопреки всему. Я пережила Бёрберри, несмотря ни на что. — Моя рука сжимается на его предплечье, и он закрывает глаза. — Почему ты так упорно с этим борешься?
— Ты не понимаешь, насколько сложна моя жизнь, Марни. Я не могу просто так уйти навстречу закату. Ни с тобой, ни с кем-либо другим. — Он пытается высвободить свою руку из моей хватки, но я отказываюсь отпускать её, и Тристан в конце концов прижимает меня к стойке. Его руки по обе стороны от меня, наши тела прижаты так близко друг к другу, что я не могу дышать без того, чтобы моя грудь не прижималась к его груди. — Почему ты не оставишь меня в покое? У тебя есть ещё четверо парней, которые жаждут твоей привязанности. У них у всех есть деньги, и семьи гораздо менее сложные, чем у меня. — Он делает паузу и на минуту отводит взгляд. — Хотя, если бы ты была умнее, ты бы выпуталась из дел Клуба и убежала бы так далеко и быстро, как…
Я протягиваю руку и беру его лицо обеими руками, поворачивая его обратно к себе для жёсткого, наказывающего поцелуя. Я пытаюсь начать с нежности, но как только наши губы соприкасаются, Тристан берёт верх. Он издаёт этот звук, который опровергает эту фальшь контроля. Тристан Вандербильт сейчас не контролирует себя. На самом деле он ничего не контролирует в своей жизни.
Он поднимает меня и сажает на край стойки. Может, это и туристический автобус, но в нём всё те же низкие стойки, что и в вагоне поезда, благодаря чему я нахожусь как раз на нужной высоте, чтобы почувствовать, как твёрдость его брюк прижимается к моему телу.
С тихим рычанием Тристан отворачивает голову и зарывается лицом в мои волосы.
— Я так сильно хочу трахнуть тебя, — бормочет он, и я вздрагиваю, прижимаясь головой к его голове. — Но я не могу.
— Почему нет? — шепчу я, потому что прямо сейчас он так крепко обнимает меня. Я просто могу представить, как мы продвинулись на шаг дальше, чем в тот день в его комнате…
— Потому что я использую секс как оружие. Я не буду использовать это против тебя. — Он снова отстраняется, и на этот раз я отпускаю его. — Поверь мне: искушение существует. — Тристан оглядывается на меня, прежде чем направиться к двери. — Похоже, твой папа дома.
Он спускается по лестнице, а я со стоном прислоняюсь головой к шкафчикам и ругаюсь себе под нос. Всё моё тело прямо сейчас горит, а соски смущающе затвердели под тонким розовым платьем, в которое меня одела Миранда.
Я пользуюсь моментом, чтобы собраться с мыслями, а затем спрыгиваю вниз и направляюсь навстречу Чарли, который подъезжает к обочине на своём ржавом «Форде». Я уверена, он будет рад увидеть пятерых моих бойфрендов, тусующихся у него дома.
— Марни, — начинает он, разглядывая гигантский автобус и приподняв бровь. Он такой длинный, что загораживает подъездную дорожку; папе пришлось припарковаться на улице перед соседским домом. — Что всё это значит?
— Это просто, э-э, дом вдали от дома, — говорю я, улыбаясь и протягивая руку, чтобы указать на гигантское серебристо-чёрное чудовище, нависающее над нашим районом. — Я надеюсь, ты не возражаешь, что мои друзья заглянули ненадолго…
Папа улыбается и протягивает руку, чтобы взъерошить мне волосы.
— Я совсем не возражаю, — отвеает он, когда я беру его за руку и сжимаю её в своей.
— Как прошла химиотерапия сегодня? — небрежно спрашиваю я, зная, что Чарли упорно отказывается рассказывать мне что-либо о своём лечении. Он не хочет меня пугать. Чего он не понимает, так это того, что я и так достаточно напугана.
— Просто отлично, — отвечает он, его бейсболка прикрывает лысеющую голову. Я ненавижу это. Это несправедливо. Почему такой человек, как Уильям Вандербильт, избивает своего сына и растрачивает семейное состояние, а его задницу вытаскивают из огня в последнюю секунду? И почему такая женщина, как Дженнифер Кармайкл, изменяет своему мужу, бросает своего ребёнка, а затем живёт в роскоши без каких-либо проблем со здоровьем?
Иногда мир может быть таким жестоким.
— Мистер Рид, — приветствует Виндзор, выходя из дома в сопровождении Зака, следующего за ним по пятам. У первого нет проблем с тем, чтобы неторопливо подойти и пожать руку моему отцу, в то время как у второго… Стыд на его лице отражается и на лице Крида. Зейд просто выглядит нервным, в то время как Тристан совершенно невозмутим.
— О, ясно. Эти друзья. — Папа вздыхает, но мы уже проходили через всё это раньше, на прошлогодней вечеринке по случаю дня рождения, так что это не так важно, как было раньше. — Ну, один мой друг заехал в больницу поздороваться и принёс мне эту огромную упаковку для гриля. Полагаю, я мог бы приготовить на скорую руку стейк и курицу, может быть, несколько бургеров…
— Позвольте нам самим всё приготовить, — предлагает Виндзор, проходя мимо папы и хватая холодильник с заднего сиденья грузовика, прежде чем Чарли успевает даже подумать о протесте. — Вы отдохните, а я принесу вам чашку чая. Я привёз несколько сортов с рассыпными листьями, которые были подарком моей прабабушки.
— Ты такой славный парень, — говорит папа, но затем слегка съёживается. — Я имею в виду, я думаю, вам всем почти по восемнадцать, так что я должен сказать «мужчина».
— Я просто благодарен, что вы позволяете мне встречаться с вашей дочерью, — произносит ему Виндзор, и мне нравится, как у всех просто вылетает из головы, что прабабушка Винда — королева долбаной Англии.